Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира

Запретный город (Цзыцзиньчэн или Гугун) в сердце Пекина строили более миллиона рабочих из материалов, свезенных со всех концов Китая. Запретный город почти с тысячей строений, символизировавший могущество династии Мин, – не только обломок некогда величайшей цивилизации, но и напоминание о том, что ни одна цивилизация не вечна. Еще в 1776 году Адам Смит мог считать Китай “одной из самых богатых, то есть наиболее плодородных, лучше всего обрабатываемых, наиболее трудолюбивых и самых населенных стран в мире… Эта страна богаче любой части Европы”. И все же он оговорился, что Китай пребывает “в состоянии застоя”[64]. Смит был прав. Менее чем через столетие после постройки Запретного города (1406–1420) начался упадок Востока. Тогда нищие и склочные микроскопические страны Западной Европы начали свою почти неудержимую экспансию, длившуюся полтысячелетия, а великие империи Востока постепенно впали в кому.

Почему Китай уступил первенство Европе? Смит считал, что китайцы оказались не в состоянии поощрять внешнюю торговлю и поэтому не сумели воспользоваться сравнительными преимуществами своей страны и извлечь выгоду из международного разделения труда. Есть и другие объяснения.

В 40-х годах xviii века Шарль Луи де Секонда, барон де Монтескье, в бедах Китая винил деспотию, обусловленную невероятно большим населением, умножившимся из-за климата[65]:

Азия… совершенно не имеет умеренного пояса, и ее страны, расположенные в очень холодном климате, непосредственно соприкасаются с теми, которые находятся в климате очень жарком, каковы Турция, Персия, Китай, Корея, Япония и государство Могола. В Европе, напротив, умеренный пояс очень обширен… каждая страна по своему климату весьма сходна с соседней; в этом отношении там не встречается резких различий… Отсюда следует, что в Азии народы противостоят друг другу, как сильный слабому; народы воинственные, храбрые и деятельные непосредственно соприкасаются с народами изнеженными, ленивыми и робкими, поэтому один из них неизбежно становится завоевателем, а другой – завоеванным. В Европе, напротив, народы противостоят друг другу как сильный сильному; те, которые соприкасаются друг с другом, почти равно мужественны. Вот где великая причина слабости Азии и силы Европы, свободы Европы и рабства Азии, причина, насколько мне известно, никем еще не выясненная[66].

Позднейшие европейские авторы считали, что Запад превзошел Восток благодаря технике, например приведшей к Промышленной революции. (Именно так решил граф Макартни после своего явно провального посольства в Китай в 1793 году.) Другой аргумент, популярный в XX веке, гласит, что конфуцианская философия препятствовала нововведениям. Однако эти современные объяснения ошибочны. Первое из шести “приложений-убийц”, которыми располагал Запад и которых был лишен Восток, не имело отношения ни к коммерции, ни к климату, ни к технике, ни к философии. Оно, как понимал уже Смит, заключалось прежде всего в институтах.

Если бы вы посетили в 1420 году Темзу и Янцзы, вы поразились бы увиденному. Янцзы была встроена в сложную судоходную систему Пекин – Нанкин (протяженностью более 805 км) – Ханчжоу. Основой ее служил Великий канал длиной более 1600 км. Начатый в vii веке до н. э. канал со шлюзами (x век) и изящными мостами (один из них – Баодай, многоарочный “Мост драгоценного пояса”), при императоре Чжу-ди (Юнлэ) из династии Мин (1402–1424) восстановили и улучшили. Когда главный инженер проекта Бай Ин закончил плотины и отвел русло Хуанхэ, ежегодно по “реке для сплава хлеба” в обе стороны проходили до 12 тысяч барж с рисом[67]. Около 50 тысяч человек обслуживали инфраструктуру канала. На Западе, конечно, величайшими из великих каналов останутся венецианские. Но даже бесстрашного венецианца Марко Поло, посетившего Китай в 70-х годах xiii века, впечатлило судоходство на Янцзы:

Кто своими глазами не видел, не поверит, сколько больших судов поднимается по той реке. Кто сам не видел, не поверит, какое множество товаров сплавляют купцы вниз и вверх по реке. Она так широка, словно как море[68].

Великий канал не только был главной артерией внутренней торговли Китая. Он позволил правительству регулировать цены на рис посредством пяти государственных зернохранилищ: власти скупали зерно тогда, когда оно дешевело, и продавали, когда дорожало[69].