Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира

Между прочим, многоуровневая конкуренция – между государствами и в пределах государства (и даже города) – помогает объяснить быстрое распространение и совершенствование механических часов в Европе. Уже в 30-х годах xiv века Ричард Уоллингфордский установил на южном фасаде трансепта Сент-Олбанского аббатства удивительно сложные астрономические часы. Они демонстрировали движение Солнца и Луны, звезд и планет, приливы и отливы. Механические куранты были не только точнее китайских водяных часов. Они не должны были оставаться достоянием придворных астрономов. И если на соборе в некоем городе появлялся прекрасный циферблат, соседи чувствовали себя обязанными последовать этому примеру. Из Франции после 1685 года изгоняли часовщиков-протестантов, а Швейцария с удовольствием их принимала. И, как и в случае военной техники, конкуренция вела к прогрессу: часовщики допускали мелкие усовершенствования, которые, накапливаясь, положительно сказывались на точности и элегантности продукции. В конце xvi века, когда иезуит Маттео Риччи привез в Китай европейские часы, они настолько превосходили восточные приборы, что их встретили настороженно[103]. В 1602 году Риччи по приказу императора Ваньли нарисовал на рисовой бумаге прекрасную карту мира, причем поместил Китай в центре. Но, скорее всего, он понимал, что в техническом отношении Китай уже дрейфует к периферии.

Распространение башенных часов (позже и часов помельче) благодаря растущей точности их хода шло рука об руку с подъемом Европы и распространением западной цивилизации. С каждым собранным хронометром уходило еще одно мгновение эпохи восточного величия.

Восточная Азия по сравнению с “лоскутной” Европой являлась (по крайней мере в политическом отношении) однотонной. Главными врагами Срединного государства на севере были монголы, совершавшие опустошительные набеги, а на востоке японцы, промышлявшие пиратством. Со времен Цинь Шихуанди, “первого императора” (221–210 годы до н. э.), наиболее опасной для Китая представлялась угроза с севера. Соображения безопасности потребовали огромных вложений в оборону. Ничего подобного Великой стене Европа со времен императора Адриана[104] до Эриха Хоннекера не видела. Не менее грандиозной была ирригационная сеть Китая. Синолог Карл Виттфогель, одно время придерживавшийся марксистских взглядов, видел в ней важнейший продукт “гидротехнического” восточного деспотизма.

Запретный город в Пекине – еще один памятник монолитности китайской власти. Чтобы получить представление об ее мощи и своеобразном этосе, нужно через Врата высшей гармонии (Тайхэмэнь) пройти в Зал высшей гармонии (Тайхэдянь; здесь стоит Драконий трон), затем в Зал срединной гармонии (Чжунхэдянь; личные покои императора), а после в Зал сохранения гармонии (Баохэдянь; здесь проходили заключительные экзамены для поступающих на государственную службу). Ясно, что идея гармонии неразрывно связана с идеей неделимой императорской власти[105].

Как и у Великой стены, в xv веке у Запретного города не имелось аналога на Западе и тем более в Лондоне, где власть делили король, Палата лордов и Палата общин, Лондонская корпорация и гильдии. У них были дворцы и палаты – но, по восточным меркам, очень скромные. И в то время как средневековыми европейскими королевствами управляла группа потомственных землевладельцев и священнослужителей, отбираемых по прихоти монарха, Китаем на всех уровнях управляла конфуцианская бюрократия, пополняемая, вероятно, при помощи самой сложной в истории экзаменационной системы. Кандидат на чиновничью должность должен был пройти изнурительные трехступенчатые испытания. Для этого строили специальные экзаменационные центры. Один из них и сейчас можно увидеть в Нанкине: огромное, обнесенное стеной здание с тысячами комнатушек едва просторнее туалета в железнодорожном вагоне:

Эти крошечные кирпичные “купе” [писал европейский путешественник] были около 1,1 метра в длину, 1 метр в ширину и 1,7 метра в высоту. Имелись два каменных выступа, первый из которых служил столом, второй – сиденьем. Два дня, пока шел экзамен, за кандидатами зорко наблюдали… Единственным дозволенным перемещением был приход слуг, разносивших пищу и воду или уносящих испражнения. Когда кандидат уставал, он мог достать принесенные с собой постельные принадлежности и отдохнуть. Но яркий свет в соседней ячейке, вероятно, заставлял его вновь браться за кисть… Некоторые кандидаты лишались рассудка от напряжения[106].