Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира

“Одно и то же, повсюду одно и то же, – сказал некий офицер. – Отправляйтесь по траншее к морю ли, в Швейцарию, – и повсюду увидите одно и то же. Это не война”.

“Скажу вам больше, – прибавил второй. – Это мясорубка. Люди заполняют траншеи, гибнут, и нам присылают других, и те тоже гибнут. Мы, конечно, тоже погибаем… Смотрите!.. Это – граница цивилизации. Вся цивилизация воюет против них – тех скотов [немцев] … Это варвары – чистые варвары!”[472]

И все-таки война может быть двигателем прогресса. Как мы увидели, вражда европейских государств помогала, а не препятствовала впечатляющим успехам научной революции. То же верно и применительно к столкновению империй в 1914–1918 годах. Западный фронт походил на огромную лабораторию. Здесь хирурги, не говоря уже о психиатрах, делали большие успехи. Здесь, на Западном фронте, врачи впервые осуществили пересадку кожи и антисептическую ирригацию ран, предприняли первые попытки переливания крови. Английские солдаты были впервые привиты от тифа, а раненым вводили противостолбнячную сыворотку[473].

Увы, все это не спасало сенегальских стрелков. Когда они не гибли в траншеях, то умирали от пневмонии (французские врачи считали, что из-за расовой предрасположенности к этой болезни).

Европейцы, приходившие в Африку, хвалились, что несут свет, но даже французы с их благими намерениями не сумели дать Африке больше, нежели очень скромный вариант западной цивилизации. Во всех остальных случаях суровая природа континента и сопротивление аборигенов пробуждали худшее в самих европейцах – заметнее всего в немцах. Методика тотальной войны, опробованная на гереро и других африканцах, была применена в Европе наряду с новейшими орудиями промышленного уничтожения людей. Наконец, печальная ирония состояла в том, что африканцев звали в Европу, чтобы те пожертвовали собой в одном из самых бессмысленных наступлений.

Наследство войны в Африке оказало столь же глубокое влияние на Европу. Генерал Пауль Эмиль фон Леттов-Форбек, участвовавший в геноциде гереро, воевал и против британских сил в Восточной Африке. После войны Леттов-Форбек вернулся в Германию, однако скоро он и его ветераны снова пошли в бой. Когда в Германии вспыхнула революция, они приехали в Гамбург, чтобы подавить восстание коммунистов. Гражданская война бушевала не только в крупных городах, но и вдоль восточной границы Германии, где фрайкор во главе с ветеранами вроде Франца Ксавера Риттера фон Эппа и Германа Эрхардта воевал с большевиками и славянскими националистами так, будто те были африканцами. Для Эрхардта и фон Эппа, участвовавших в операциях против гереро и нама, это было вполне естественно[474].

Хотя Германия и проиграла Первую мировую войну, расовый теоретик Ойген Фишер смог извлечь из ее опыта удивительно много пользы для своих штудий. Ветераны колониальных кампаний, служившие в немецких лагерях для военнопленных, являлись для Отто Карла Рехе и других экспертов по “расовой науке” благодатным материалом[475]. “Наследственность человека и расовая гигиена” (написана Фишером в соавторстве с Эрвином Бауэром и Фрицем Ленцем, издана в 1921 году) стала классикой быстро развивавшейся евгеники. Гитлер прочитал эту книгу в тюрьме, куда угодил после Мюнхенского путча (1923), и ссылался на нее в “Майн кампф”. Гитлера мало что пугало столь же сильно, как сенегальцы, расквартированные после войны в Рейнской области и оплодотворявшие немок. С его точки зрения, “черный позор” и “рейнландские бастарды” являлись свидетельствами заговора, направленного на “загрязнение арийской крови”. Учитывая, что Фишер теперь занимал пост директора основанного в 1927 году Института антропологии, наследственности человека и евгеники им. кайзера Вильгельма (Берлин), его влияние было столь же широким, сколь и пагубным. Позднее Фишер входил в состав спецкомиссии № 3 при гестапо, спланировавшей и осуществившей принудительную стерилизацию “рейнландских бастардов”. Одним из учеников Фишера был Йозеф Менгеле, ставивший бесчеловечные эксперименты на узниках Аушвица[476].