Цивилизация классического Китая

Самое лучшее запретить это. Я предлагаю сжечь все книги, хранящиеся в императорских архивах, кроме „Записок о Цинь”. Я предлагаю изъять тексты „Ши цзина”, „Шу цзина”, книги ста школ и сжечь их без разбора. Надо казнить любого, кто осмелиться говорить о „Ши цзине” и „Шу цзине”, а их тела помещать на торговых площадях. Надо казнить любого вместе со всей семьей, кто будет критиковать настоящее, ссылаясь на прошлое. Надо наказывать таким же образом любого чиновника, который пренебрежет подобным случаем в своем ведомстве. Надо приказать подвергнуть клеймению и отправить на принудительные работы по постройке крепостных стен тех, кто в течение тридцати дней не сдаст всего этого. Не подлежат изъятию только книги по медицине, лекарства, по гаданию на черепашьем панцире и тысячелистнике, по земледелию и разведению деревьев. Тот же, кто пожелает учиться, пусть берет в наставники чиновников». [34]

Таким образом, образованные люди больше не могли возвыситься над другими сословиями, извлекая пользу из своих знаний. Так же, как были снесены стены древних княжеств, уничтожены феодальные привилегии и иерархия, переселены целые общины недовольных крестьян, должны были исчезнуть и образованные люди со всеми своими знаниями. В глазах императора, который в этом следовал легистам, не должно было быть никаких исключений из общего правила единообразия и покорности.

Очень трудно оценить a posterioriту реальную цену, считая и людей, и уничтоженные богатства, которая была заплачена за подобное решение. Без сомнения, общая численность реальных потерь была намного меньшей, чем те данные, на которых позже настаивали в своих работах историки, сторонники конфуцианства. Однако этот выразительный вызов, который император бросил своим противникам, прежде всего стремясь к достижению психологического, а не материального эффекта, вызвал к нему ненависть и стойкое презрение последующих поколений, которые видели в нем скандальную и смешную карикатуру на образ идеального правителя. Впрочем, идея единства на всем протяжении истории Китая торжествовала над многочисленными центробежными тенденциями.

* * *

Идея единства основывалась на величественном восстановлении древних сельскохозяйственных культов: реставрация их значения влекла за собой оправдание всех авторитарных мер, которые, как мы считаем, были всего лишь плодом административной мудрости правительства. Первый император хорошо позаботился о том, чтобы жертвы приносились не только Небу и Земле, но и величественным горам, и могущественным рекам, а если обобщить, то всем божествам, которые почитались в прошлом. Горы и реки, у которых совершались ритуалы, выбирались очень внимательно. Правитель приказал построить сотню храмов, посвященных солнцу, луне, звездам, каждой из известных планет, божествам дорог и полей, владыке ветра, хозяину дождей, четырем морям, которые окружали мир. В каждом из этих храмов со строгой периодичностью проводились службы.

Значение космических культов в эту эпоху позволяет точно определить глубинные основы легизма. На первый взгляд, если обратить внимание на термин «закон» (фа)в названии и на строгость уголовных постановлений, легизм кажется юридической школой, однако, на самом деле, под видом исповедования принципа «недеяния» он базировался на уважении к древним пантеонам.

* * *

Герой и основатель новой эпохи Цинь Шихуанди стремился великолепием свиты и двора показать блеск своей славы. В Сяньяне, на северном берегу Вэйхэ, он построил пышную резиденцию, которая, отражаясь в реке, как будто удваивалась магией воды. Знать, придворные дамы, шуты и певички толпились в этих огромных дворцах. Правитель входил в свою резиденцию, используя собственную дорогу, построенную по его замыслу и окаймленную высокими земляными насыпями, чтобы никто не мог видеть, как идет Сын Неба.

Когда в 212 г. до н. э. строений, расположенных на северном берегу реки, стало мало для императорского двора, их начали строить и на южном берегу. Там, посреди парка Шаньлин-юань, раскинулись роскошные дворцы, точно повторяющие резиденции каждого из древних гегемонов. Самым красивым из них был императорский дворец А-фан, длина которого с востока на запад составляла 700 м, а ширина с севера на юг — около 120 м. В нем могли спокойно жить, не стесняя друг друга, 10 тыс. человек. Его крыши поднимались на головокружительную высоту. В гигантском зале первого этажа в торжественных случаях возвышалось знамя высотой около 18 м. Парк, который окружал галерею дворца, южной частью выходил к окрестным горам.