Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса

Да, обычный либерал был глубоко убежден (как минимум с вошедшего в историю политических технологий стакана сока, выплеснутого после получаса репетиций до начала съемок в успешно провоцировавшего его на этих съемках Немцова), что Жириновский – подонок. Да, этот же либерал своими глазами видел его вполне очевидный успех и понимал, что этот успех означает как минимум эффективность Жириновского как политика. Однако современное либеральное сознание по самой своей природе так примитивно, так одномерно, что эти две простейшие мысли, строго говоря, отнюдь не противоречащие друг другу, просто не помещаются в нём одновременно, – и первая напрочь вытесняет вторую.

Жириновский находился на арене российской политики более трети века, – и 30 лет подряд автор настоящей книги хвалил его за эффективность, и все эти годы видел, что мысль об эффективности Жириновского почти всякий раз оказывалась для либералов совершенно новой, неожиданной и в конечном итоге просто не поддающейся не то что запоминанию, но даже и простому восприятию.

12.6. Враждебность к Родине

Давно подробно разжевано и неопровержимо доказано даже для самых идеологизированных «глотателей газет», что великий гуманист и философ Л. Н. Толстой со своим «патриотизм – последнее прибежище негодяя», переводя отнюдь не самый сложный текст со староанглийского языка, сумел-таки ошибиться. Оригинальное «патриотизм может оправдать даже негодяя» классик (возможно, испытывая непреодолимое давление собственных идеологических установок) переделал в строго противоположное по смыслу «патриотизм – способ самооправдания и признак негодяя».

Однако почему именно вроде бы образованные российские либералы, приложив для этого действительно титанические в своей последовательности усилия, сделали эту исторически понятную ошибку фактором общественной жизни?

Сначала – понятно: валили КГБ, КПСС и Советский Союз, и каждое лыко по сугубо политиканским причинам было в строку. Однако когда свалили и, более того, дорвались до власти, – почему же не поднимать свой, русский и российский патриотизм, подобно тому, как это происходило во всех остальных странах постсоветского пространства без исключения?

Почему на всём протяжении 90-х, пока либералы сохраняли в своих руках всю полноту власти, любить Родину с официальной точки зрения было стыдно, а порой и преступно (правда, многочисленные последующие процессы над патриотами показали, что такое восприятие патриотизма перекочевало и в значительно более поздние времена)? Почему за словосочетание «национальные интересы» во внутренней служебной записке администрации президента России ещё в 1995 году (личный опыт автора) можно было огрести серьезные неприятности? Почему ещё в 2006 году, уже во второе президентство В. В. Путина использование самого слова «русский» в официозных пропагандистских медиа практически подразумевало словосочетание «русский фашист»?

Ответ на эти (и многие иные подобные) риторические вопросы, насколько можно судить, давно уже очевиден всем интересующимся: потому что, когда в начале 90-х годов, по известному выражению классика, «попали в Россию», далеко не все пафосные антикоммунисты действительно «целили в коммунизм». И те, кто промахнулся, вместо ненавидимого им по тем или иным причинам коммунизма ударив по любимой России, – вроде великого философа Зиновьева и в целом всей честной части тогдашних диссидентов, – всю оставшуюся жизнь горько раскаивались и в последующем никакой карьеры в этом своём искреннем раскаянии не сделали.

А относительно успешную карьеру сделали, в тогдашних терминах, «демократы» (сегодня называемые именно «либералами») – те, кто попал именно туда, куда с самого начала вполне сознательно целил.

Лучше всего это выразил откровеннейший из либералов 90-х годов приватизатор и бывший вице-премьер Альфред Кох, сказавший об обеспеченной в том числе и его эффективной деятельностью бесперспективности и безысходности России с такой патологически чистой детской радостью, что шокировал даже своих предельно циничных коллег.