Цивилизация. Новая история Западного мира

Сократ вовсе не был одиноким искателем истины, он был человеком своего места и времени. В последние десятилетия V века до н. э. стремящиеся к знанию жители Афин и других греческих городов начинали чувствовать себя неуютно в мировоззренческих рамках, которые предлагала освященная веками традиционная мифология. Трагический театр, по-видимому, исчерпал все возможные ответы, которые обычай и предание были способны дать человеку, — чтобы осмыслить вопросы, вызванные изменениями в обществе, должна была возникнуть новая сфера интеллектуальной деятельности.

Среди тех, кто задавался этими вопросами, видную роль играли софисты. Это были образованные люди, понимавшие, что успех в афинском обществе того времени требует развития навыков спора и устного выступления, и поэтому взявшиеся преподавать риторику и искусство спора для молодежи из аристократических слоев. Софистика подразумевала гораздо большее, чем может показаться, если исходить из нынешнего, негативного значения этого слова. Успешное участие в дебатах было не просто вопросом произведения нужного эффекта — чтобы выиграть спор, оратор должен уметь выявлять логические противоречия в позиции оппонента, тщательно взвешивать и прояснять собственные аргументы во избежание возможных ловушек противоположной стороны, оценивать правильность и ошибочность отдельных утверждений и находить внешние подтверждения для всего, что требуется сказать. Этими инструментами профессии софиста активно пользовался и сам Сократ. Отличие Сократа от софистов, согласно общепринятому мнению, заключалось в его нравственной позиции. Если софисты обучали риторическим приемам за деньги, он вступал в дискуссию из любви к самой дискуссии и потому ходил босым; если они, в расчете на заработок, похвалялись познаниями, Сократ подчеркивал свое исключительное невежество.

Сократ был скептиком, но не циником. Он верил в справедливость и моральную правоту законов, к учреждению которых афиняне пришли путем открытого состязания мнений, потому что верил в тождество между знанием и нравственной добродетелью. Если законы порождались заинтересованным и серьезным обсуждением, они имели нравственный авторитет в силу самого своего происхождения. Однако в действительности дела обстояли не так просто. Приговоры в афинских судах выносились на основании голосования присяжных. Ни полиции как рабочей руки закона, ни института предварительного расследования не существовало — имелись только суды, в которых каждая сторона была обязана представить свое дело. В некоторых случаях и народное собрание функционировало как суд — оно обладало полномочиями приговаривать или оправдывать избранных и назначенных должностных лиц. Хотя такой порядок может показаться предпочтительным по сравнению с тиранией, узкие места были и у него. Присяжные и члены собрания, будучи просто ответственными гражданами, не являлись экспертами в вопросах права. Они заслушивали выступления сторон, формировали решение о том, на чьей стороне правда, а затем подтверждали свое решение голосованием. Их можно было склонить в ту или иную сторону (отсюда необходимость владеть риторическим искусством), их суждения не обязательно избегали противоречивости. Особенно непостоянство народного собрания сказывалось в периоды войны, в атмосфере напряжения и ожесточенности. Если дела складывались благополучно, афиняне держались друг друга; если успех сопутствовал Спарте, они не замедливали взвалить всю вину на вождей и военачальников.

Человеку, мыслящему рационально, такая система представлялась негодной и внутренне противоречивой, а по Сократу, и общество, и каждый его член могли выполнять свою функцию лишь при условии, что они осознают руководящий принцип своих решений. Идеи «истины», «справедливости» и им подобные употреблялись и Солоном, и Эсхилом, к ним, выступая в судах и народном собрании, часто прибегали софисты. Однако рациональный анализ, которому подверг эти понятия Сократ, выводил их за пределы беспроблемной данности, на которую опирались прежние мыслители. Вместо того чтобы использовать их просто как оружие в споре, он видел в истине, справедливости, благе высшую цель человеческой деятельности. Благо, по мысли Сократа, было чем-то больше и выше удовольствия, товарищества, красоты и даже самой жизни.

Это событие — возникновение мысли о том, что существует некое благо само по себе, к которому мы все стремимся, — ознаменовало рождение такого феномена, как человеческая мораль. Сократ полагал, что мы способны достичь блага путем разумной дискуссии и обретения знания, — другие после него считали таким путем духовное созерцание, политическую активность, действие сил истории, научный прогресс. Однако какие бы средства достижения блага ни предлагались потом, само понятие и измерение морали появилось в мире благодаря Сократу. Оно не «естественный» феномен, оно было изобретено в конкретном месте и в конкретное время. Кроме того есть все основания утверждать, что именно в морали западное общество обрело признак, отличающий его от всех когда-либо существовавших.