Цивилизация. Новая история Западного мира

Несмотря на все сказанное, малые греческие города-государства продолжали существовать и даже процветать в III и II веках до н. э. — но только объединяясь друг с другом в конфедерации. В южной Греции ведущими силами регионального значения стали Этолийский и Ахейский союзы. В союзных городах все свободные мужчины призывного возраста собирались на главном собрании раз в полгода, чтобы избрать на годичный срок первое должностное лицо, выполнявшее функции командующего объединенными войсками, и назначить делегатов в общий совет и комитет «апоклетов», ведавший повседневными делами союза. Историк Полибий примерно в 150 году до н. э. писал: «Нигде в такой степени и с такою строгою последовательностью, как в государственном устройстве ахеян, не были осуществлены равенство, свобода и вообще истинное народоправство… Устройство это быстро достигло поставленной заранее цели, ибо имело двоякую надежнейшую опору в равенстве и милосердии». Если бы не рост римского могущества, это открытое сотрудничество между греческими союзами могло бы процветать и дальше, а федерализм имел все шансы распространиться в качестве модели управления, вобравшей лучшие элементы полиса и империи.

Внутреннее устройство восточных царств эллинистического мира было совсем иным. Если в свое время Александр желал объединить греков и верхушку прежней Персидской империи в новую политическую и культурную элиту его потомки образовали правящие группы, оставшиеся исключительно греческими по составу Македоняне и другие участники завоевательных походов пустили корни в этом прекрасном новом мире, а волны переселенцев, прибывавших из Греции в его древние города, обнаруживали, что вне зависимости от статуса у себя на родине они оказывались в привилегированном положении по сравнению с новыми соседями — персами, месопотамцами, египтянами или финикийцами. Для огромной части мира греческая культура сделалась общественным эталоном, а греческий — общеобязательным языком.

(Большинство современных европейцев очень плохо представляют себе географию этой части мира. Самые западные греческие города на испанском побережье были отделены от Афин 1500 милями, и еще 3000 миль — от восточных поселений на реке Оке. Таким образом, общая протяженность эллинистического мира составляла около 4500 миль, что равно расстоянию от Эдинбурга до Катманду.)

Эллинистический мир стал моделью многих будущих культурно-государственных образований, в особенности европейских. Греческая культура приходила в новые области в войсковых обозах победителей и делалась определяющим мотивом местного цивилизационного процесса. Чтобы приобщиться к цивилизации, жителю эллинистического мира было необходимо приобщиться к чужеземной культуре — культуре завоевателей, которые, оседая на новом месте, платили за то, чтобы их сыновья обучались поэзии Гомера и Еврипида, музыке и арифметике, а также получали физическое воспитание. В эллинистическом мире гимнасий в конечном счете превратился в институт образования второй ступени, дающий дополнительные навыки мальчикам постарше — тем, кто уже прошел начальную, или элементарную, ступень. Ученые путешествовали между городами, что-бы набраться опыта друг у друга и найти новых учеников. Циркуляция знаний разносила греческие идеи, тексты и умонастроения по тысячам городов и поселений всей ойкумены. Афины, практически утратившие к тому времени политическое влияние, почитались как родина философии и ее знаменитого триумвирата: Сократа, Платона и Аристотеля. Важными оплотами учености становились и восточные города: главными центрами притяжения для образованных людей были малоазийский Пергам и приютившая знаменитую библиотеку и музей столица Птолемеев Александрия, однако выдающиеся философы эллинистического мира происходили из самых разных уголков: Самоса, Кипра, Афин, Родоса, Сирии, Малой Азии, Сицилии, Фессалии.

Эллинистический мир сохранил и распространил культуру классической Греции, но, как мы уже видели, сама эта культура была не лишена внутренних противоречий. Вдобавок новые поколения греческих мыслителей обнаруживали себя в ситуации, отличавшейся от ситуации их прославленных предшественников. Если Сократ и Платон спрашивали о том, как добродетельному человеку выстроить свою жизнь, как должен управляться город и как человеку быть хорошим гражданином, то в эллинистическую эпоху люди жили в городах, которые самоуправлялись лишь на словах — мысль о том, что полис и человеческая личность оба могут рассматриваться как целостные, автономные существа, перестала быть убедительной. Личность теперь существовала в мире, чьи пределы простирались далеко за ее физический и мысленный горизонт.