Цивилизация средневекового Запада

Но если это так, то история догмата может быть поставлена не только в контекст развития городов и городского сословия, но и в контекст истории народных ментальностей. Я вовсе не склонен отрицать возможность связи между подъемом городской культуры в XI–XIII столетиях и формулированием идеи чистилища в 80-е гг. XII в.; едва ли можно сомневаться в том, что парижские теологи испытывали воздействие городской среды. Но постулируемые Ле Гоффом корреляции были, на мой взгляд, более сложными. Странно, что Ле Гофф, инициатор исследования народной культуры, не обратил должного внимания на эту сторону дела, хотя в его книге наряду с теологическими текстами изучены и «видения» и «жития». Стремление обнаружить связи между процессами городской жизни и интеллектуальным климатом в средневековой Франции запечатлено уже в его ранних книгах об интеллектуалах и купцах и банкирах Средневековья.[43] Однако боюсь, что, несмотря на неоднократно высказанные Ле Гоффом справедливые возражения против упрощающей модели «базис/надстройка», он склонен подчас с излишней прямолинейностью связывать феномены религиозной жизни и ментальности с социально-экономическим развитием.[44]

Объяснение остается наиболее трудной проблемой исторической науки.[45]

Я считаю излишним подробно останавливаться здесь на разборе «Цивилизации средневекового Запада» — книга наконец-то стала доступной русскому читателю, и я уверен, он самостоятельно в ней разберется. Конечно, очень досадно, что достижения зарубежной исторической науки приходят к нам с таким запозданием (если вообще приходят!),[46] и впечатление, которое произведет книга Ле Гоффа в начале 90-х гг., разумеется, может быть не таким, какое она произвела в середине 60-х гг. Тогда оно было, без преувеличения, ошеломляющим. Мы увидели новую картину Средневековья — не традиционную, а новаторскую. Это впечатление обусловлено тем, что Ле Гофф избрал для исследования новый и неожиданный ракурс — взгляд на жизнь средневековой эпохи не «извне», но «изнутри». На огромном и разнообразном материале памятников он воссоздает образ мира людей Средневековья. Самое интересное — то, что эти источники «заговорили» по-новому, выдали новую информацию. Произошло это потому, что Ле Гофф задал им новые вопросы. «Всегда в начале — пытливый дух» — эти слова Марка Блока полностью применимы к Ле Гоффу.

Средневековая Европа начинается с варварских вторжений, которые привели к созданию «новой карты Запада» и возникновению новых социальных структур. В них старое, унаследованное от римской античности, вступало в синтез с новым, привнесенным германцами и другими «молодыми» народами. Вероятно, в силу той роли, какую варвары сыграли в этом синтезе, автору следовало бы более подробно присмотреться к их системам ценностей и представлениям о мире. Ибо христианство, которое постепенно распространилось и на эти народы, вступило в сложное взаимодействие с их язычеством, но не уничтожило заложенного в нем мощного духовного потенциала. Свидетельства тому — скандинавские песни о богах и героях «Старшей Эдды», героическая поэзия других германских народов, которая впоследствии дала такие шедевры, как «Песнь о Нибелунгах». К сожалению, эти аспекты средневековой культуры почти вовсе не входят в круг интересов представителей «школы «Анналов»», отличающихся известным «франкоцентризмом». Но недостаточное внимание к германскому миру создает, на мой взгляд, определенные «перекосы» в изображении духовной и социальной жизни Запада в Средние века.

Зато читатель книги Ле Гоффа получает развернутую картину культуры Европы периода ее расцвета в X–XIII вв., центральных столетиях Средневековья. Культура эта не «повисает» где-то, но опирается на «пространственно-временные структуры», она связана со специфическим отношением человека к природе, с материальной жизнью общества и составляющих его групп, и лишь после того, как Ле Гофф очерчивает эти отправные «параметры», он переходит к характеристике ментальностей людей, которые жили в ту эпоху.

Ле Гофф мастерски сочетает два метода, два подхода к изучению культуры: синхронический, направленный на раскрытие общей ее картины, все аспекты которой взаимно связаны и образуют некую устойчивую и противоречивую систему, и диахронический, дающий возможность проследить изменения во времени. Читатель может наглядно увидеть те колоссальные сдвиги, которые произошли в Европе на протяжении тысячелетия, и вместе с тем убедиться в том, с каким трудом и как неравномерно эти перемены совершались. Статика и динамика исторического процесса выступают в книге с огромной наглядностью, в их переплетении и противоборстве…