Цивилизация запахов. XVI – начало XIX века

Я склонен сделать вывод – интуитивный и, скорее всего, субъективный, – что наука без оглядки на прошлое разрушает душу. По крайней мере, огромное количество недавних исследований обоняния указывает на то, что произошла переоценка прежнего пренебрежительного отношения к предмету изучения, даже если основными причинами этих впечатляющих изменений стали рыночная экономика и погоня за наживой. Положен конец многовековому игнорированию обоняния. Приступая к изучению вопроса в начале 1990-х годов, я привлек к работе одну чрезвычайно одаренную студентку13, но в конечном счете отказался от идеи сделать из этой работы книгу – за отсутствием интереса со стороны издателей. Современная же конъюнктура благоволит историку, так что к решению задачи можно будет приступить немедленно. Необходимо доказать, что науки о человеке и человеческих обществах не умерли и не изжили себя, – наоборот, они позволяют придать смысл жизни в роботизированном мире, в условиях диктатуры денег и межнационального охлаждения. В 2015 году в Японии правительство предложило закрыть отделения гуманитарных и социальных наук в восьмидесяти шести университетах или, по меньшей мере, ограничить их деятельность и сократить набор студентов, чтобы сконцентрировать средства на областях, «в большей степени отвечающих потребностям общества». В сентябре 2015 года на это предложение было получено двадцать шесть положительных ответов14. Несмотря на сильное сопротивление, семнадцать университетов прекратили набор на эти отделения в 2015/16 учебном году. Министерство все же планирует провести реформу до 2022 года. В других странах тот же процесс идет менее открыто. Налицо риск полной дегуманизации культуры. Своей работой я хотел бы продемонстрировать, что история и смежные с ней науки абсолютно необходимы для понимания современного мира.

Опасность, эмоции и вожделение

Обоняние – чувство уникальное, исключительное. Ученые, которые обнаружили действие молекул, производимых ареолами кормящих женщин, сделали вывод, что эти молекулы обеспечивают выживание человека и человечества в целом. То же самое имеет место у всех млекопитающих. Расхожая теория, согласно которой обоняние у человека играет второстепенную роль и развито очень слабо, – всего лишь ничем не обоснованный миф. На самом деле нюх был изгнан из человеческой культуры победившей буржуазией в XIX–XX веках. У Декарта («Метафизические размышления», VI) обоняние занимало третье место среди чувств, а в дальнейшем философы и мыслители стали его презирать. Обоняние категорически отвергал Кант, считая его и тесно связанное с ним чувство вкуса исключительно субъективными, затем Фрейд стал объяснять его мнимый закат «органическим вытеснением», вызванным волной прогресса западной цивилизации. Начиная с 1750 года гигиенисты-«аэристы» клеймили обоняние позором, отождествляя с «гнилостной угрозой». Кроме того, полагали, что в индустриальную эпоху, когда происходил бурный рост городов, обоняние служило мощным инструментом разделения социальных классов15. Длительный период недооценки обоняния заканчивается на наших глазах. В прежние времена оно играло очень важную роль. Великий историк Робер Мандру интуитивно признавал эту роль уже в 1961 году. В XVI веке, когда, по его мнению, слух и осязание преобладали над зрением, люди были «очень чувствительны к запахам и духам», так же как и к сладкому. А поцелуи в стихах Ронсара – разве не связаны они с запахом?16

Ольфактивная (обонятельная) система весьма своеобразна. Она начинает развиваться у двенадцатинедельного плода. Вкусы и запахи будущий человек начинает различать в околоплодных водах, которые содержат следы всего, что ест и пьет мать. Так может сложиться, например, привычка к чесноку. В то же время, чтобы достичь зрелости в этой области, нужны годы. Американский экспериментальный психолог Рэчел Герц убеждена, что «все наши ольфактивные предпочтения являются благоприобретенными», тогда как пять базовых вкусов – соленый, сладкий, кислый, горький и умами (мясной) – врожденными и отражают наш пищевой опыт17. Продолжительное знакомство с североамериканской кухней заставляет меня усомниться в истинности второго утверждения: распространенная там смесь сладкого и соленого не нравится французу, а мясные вкусы в американской и французской кухне сильно разнятся. В то же время я целиком и полностью согласен с первым утверждением при всей его субъективности, потому что оно в точности соответствует тому, о чем я пишу в своей работе: доказывает, что обоняние – самое гибкое, податливое из наших чувств. Это настоящая находка для историка, исследующего причины долгосрочных культурных и социальных перемен.