Цивилизация запахов

В ходе дальнейших разговоров проявляется разница между тем, как выбирают слова мужчины и женщины. Маргарита признает, что «граф не очень чист». «Слова никогда дурно не пахнут», но некоторые из них оказываются гадкими и зловонными, «потому что задевают душу нашу больше, чем тело». Запрет наложен в первую очередь на слово «дерьмо»: собеседники пользуются эвфемизмами. На всю книгу найдется всего один пример употребления этого слова — оно раздается из уст адвоката. Его собеседница, хоть она и простолюдинка, заменяет это слово «мерзостью». На самом деле, именитая писательница знает, что в ее мире это очень деликатный момент. В первой версии истории сквернословила горничная. В следующем варианте текста писательница старается не вкладывать плохих слов в уста женщин, поясняя, что женщины любят посмеяться над подобными вещами из лицемерия, что несовершенство человеческой природы мешает им демонстрировать добродетель[96]. У дам высшего общества в моду входит стыдливость, понимаемая как сокрытие функций телесного низа (причем о некоторых сопряженных с ними удовольствиях не умалчивается). Под влиянием дам и мужчины из этих кругов начинают вести себя приличнее. Дворянин из Ле-Мана Жак Таюро, автор «Диалогов», вышедших в свет до 1555 года, как бы призывает к этому, критикуя «итальянствующее» окружение Генриха II, поскольку, чтобы сделать карьеру, каждый должен орошать собеседников «придворной святой водой», то есть заверять их в преданной дружбе[97]. Тем не менее очень грубая речь и вольные манеры мужского поведения остаются вполне приемлемыми на протяжении всего XVI века. Об этом в избытке написано у Брантома в «Жизнеописаниях знаменитых женщин».

Маргарита Наваррская — единственная писательница той эпохи. Ее многочисленные собратья-мужчины пишут в манере, свойственной их полу. Часто они стараются рассмешить читателя. Излишне уточнять, что им и читателям представляется смешным одно и то же. Это, среди прочего, любовные приключения, ненасытный сексуальный пыл женщин, прожорливые и похотливые служители церкви, а также «веселые материи». Использование этой темы в качестве источника смеха не новость, ее вовсю эксплуатировали авторы средневековых фарсов. Принципиально ново в эпоху Возрождения нарастающее напряжение между повсеместным присутствием этих «веселых материй» в повседневной жизни и постепенный отказ от разговоров на тему всего, что «ниже пояса». У писателей-мужчин — например, Рабле — зубоскальство на эту тему достигает гигантского размаха: при помощи смеха они борются против стирания традиций агрессивной маскулинности. Писатели защищают субстанции и запахи, глубинно связанные с мужской сексуальностью. Скатологические и гривуазные ритуалы из их молодости, вне зависимости от социального происхождения, приучили их к крепким словам, которые они потом использовали в своих текстах и таким образом передавали следующим поколениям. Тем не менее, чувствуя происходящие изменения, все неприличие они все чаще вкладывают в уста представителей городских и особенно деревенских низов: так можно продолжать развлекаться, не навлекая на себя излишнего гнева строгих моралистов и честных женщин, от которых приличия требуют скрывать свои удовольствия.