Когда в Голландии началась тюльпаномания и за луковицы, недавно появившиеся в Европе, отдавались целые состояния, французы по-прежнему предпочитали душистую эротичность мощных животных запахов, скрашенных цветочными нотами, этим «принцессам» без запаха. Прочь, опьяняющие запахи! Богатство, накопленное голландской буржуазией, уловки коммерсантов, для которых деньги не пахнут, преждевременно вывело кальвинистскую Республику Соединенных Провинций Нидерландов на путь дезодорации. Сильные мира сего во Франции короля-воина ведут себя иначе. С их точки зрения, без сильно пахнущих духов жить невозможно, они вуалируют смерть, как явствует из оды де Бюссьера. Отсутствие запаха неприемлемо, потому что оно способно подорвать психологическую защиту, выставленную против страха, возникающего из‐за вездесущности зловонных испарений — сигналов неминуемой зловещей опасности, против которой выставляют невидимую душистую защиту. Эта опасность существует повсюду и постоянно. Человеческая жизнь коротка — в среднем вдвое короче, чем в наши дни. Врачи не лечат. В лучшем случае они могут лишь помочь справиться со страхом смерти, предлагая бесчисленные секретные снадобья: с нашей точки зрения, они не оказывали никакого действия, но люди той эпохи применяли их с глубокой верой и надеждой. Кровопускание, сделанное заразившемуся чумой, старику или умирающему, обретает смысл лишь в этой обстановке надежды, поддерживаемой религией.
Массовое убийство животных
Более того. Для общества XVI–XVII веков характерна безжалостная эксплуатация животных. Свиньи, к примеру, используются вплоть до щетины, из которой делают щетки, и мочевых пузырей — они идут на фонари и детские мячи. Вероятно, животным никогда не жилось так плохо. На диких животных жесточайшим образом охотилась знать и короли. Домашних животных заставляли работать на износ, пока машины не пришли им на смену. Животные были необходимы для путешествий, для перевозки грузов и для сельскохозяйственных работ, эксплуатировались в огромных количествах. Не стоит забывать, что из их кожи делались седла и шоры, а также украшения для людей. Их кровь, мясо, отходы жизнедеятельности, кожа — необходимейшее первичное сырье, и многие элементы животного происхождения входили в медицинские рецепты. Собачья кожа шла на перчатки модников и кокеток, а из шкурок кошек и кроликов шили теплые перчатки. Массовые убийства животных, о которых свидетельствуют, например, сотни телячьих голов на чердаке одного перчаточника, обнаруженные в 1557 году[287]
, распространяли в городах трупный запах. К этому надо присовокупить зловоние, исходившее от трупов, захороненных внутри и вокруг церквей, часто на небольшой глубине, — до того как в 1776 году кладбища было постановлено выносить за городскую черту. Злоупотребление опьяняющими ароматами веществ, извлекаемых жестокими методами из половых желез экзотических животных, служило для маскировки этого одуряющего духа. Люди верили, что амбра, мускус и цивет вдвойне защищали от смерти, прогоняя или, точнее, через надушенные предметы из кожи сублимируя чуму. В высшем обществе и среди тех, кто ему подражает, на основе этих запахов складывалась эротическая культура. Несмотря на стенания моралистов или проповедников, все друг друга соблазняют, как следует надушившись. Человеческая плоть окутана сексуальными ароматами животного происхождения, ее запах мешается с запахом принесенных в жертву и превращенных в украшения животных. В сущности, сильно ли это отличается от обычаев тех, кого с тех пор кокетливо называют туземцами? Птичьи перья, бобровые шапки, душистые сапоги и перчатки — не является ли все это для представителей западного общества прошлого трофеями, знаками власти или богатства?