[1] Становление национальных мифологий в XIX – XX веках обогатило набор архетипов еще одной моделью, которая не имеет глобального содержания и поэтому не играет существенной роли в нашем исследовании. Это сплав образов могучего предка, могучего потомка и хилого, переживающего упадок современника [Розин М.В., 1995]. Идеологически модель выражается тезисами о возрождении былого величия (той или иной) нации.
[2] Вероятно, это была интеллектуальная игра. Полвека спустя автор оценил свое предреволюционное мировоззрение как «прогрессивное оптимистическое» и утверждал, что придерживался тогда «концепции исторического процесса как прогрессивных изменений» [Сорокин П.А., 1991, с.с. 60, 167]. Отсюда и последовавшее разочарование (см. выше).
[3] Тойнби того периода, когда писалось «Постижение истории» – книга, вдруг ставшая в начале 90-х своего рода Библией многих российских обществоведов, – достаточно близок к парадигме Шпенглера. Дальнейшие исследования, как он сообщает в письме советскому историку Н.И. Конраду, «заставили меня почувствовать, что структура даже прошлой человеческой истории менее “монадна”, чем я предполагал, когда думал, что открыл действительные “монады” истории в форме цивилизаций» [Письмо…, 1974, с.272].
2.3. Три вектора эволюции: эмпирические обобщения
Эволюция – это изменение от неопределенной бессвязной однородности к определенной взаимосвязанной разнородности путем… дифференциации и интеграции.
Г. Спенсер
С тех пор, как понятие прогресса было, по сути, дискредитировано, никто не осмеливается спросить, что же такое человеческая история в целом.
В. МакНейл
Существует только одна культурная реальность, которая не сконструирована произвольно, – общечеловеческая культура, охватывающая все периоды и регионы.
Р. Лоуи
Американский социолог Р. Карнейро, упрекая своего коллегу Дж. Стюарта в чрезмерной робости эволюционных обобщений, сравнил его с человеком, который замечает, что каждая отдельная река течет сверху вниз, но не осмеливается заключить, что
Это остроумное сравнение, добавим от себя, страдает только одним недостатком. То, что вода естественным образом устремляется вниз, признать нетрудно, поскольку это отвечает нашему обыденному опыту и производной от него физической интуиции. Гораздо труднее согласиться, что река истории, в каком-то смысле, направлена противоположно – это входит в видимое противоречие и с повседневными наблюдениями, и с известными со школьных лет законами физики. Тем более что и исторические факты в данном отношении довольно противоречивы.
Попытки прогрессистов представить человеческую историю как последовательное восхождение «от худшего к лучшему» чаще всего оказывались неудачными спекуляциями. Как мы уже видели, нет вразумительных доказательств того, что люди от эпохи к эпохе становились более счастливыми. Кто же полагает, будто они становились все богаче, физически и психически здоровее, все дольше жили и т.д., тот просто заблуждается, безосновательно перенося тенденции последних двух веков европейской истории на другие эпохи и регионы.
По убеждению известного историка М. Коэна, специально исследовавшего этот вопрос, до середины XIX века не прослеживается чего-либо похожего на прогресс в качестве жизни, питания, в показателях физического здоровья или продолжительности жизни. Тенденция была, скорее, обратной, так что, например, европейские горожане XIV – XVIII веков «относятся к числу самых бедных, голодных, болезненных и короткоживущих людей за всю историю человечества» [Cohen M., 1989, p.141].
Но если индустриальная революция в целом изменила положение к лучшему, то далеко не все эпохальные перевороты прошлого давали столь же явный эффект. Коэн привел убедительные доказательства того, что охотники и собиратели палеолита были здоровее и даже выше ростом, чем их потомки после неолитической революции и вплоть до ХХ века; у них была выше и ожидаемая продолжительность жизни. Серьезные потери, связанные с переходом от присваивающего к производящему хозяйству, подробно описаны историками и антропологами.