Обращение к синергетике помогает сформулировать критерии возрастающей эффективности «послекризисных систем», которые вне этой модели четко не отслеживаются, хотя (см. раздел 2.7) интуитивно угадываются исследователями эволюции.
Сама по себе категория устойчивости здесь мало что решает, поскольку примитивные системы, как правило, устойчивее сложных, в чем легче всего убедиться, просто сравнив длительность существования различных биологических видов или различных типов социальной организации. Единая же шкала эффективности антиэнтропийных механизмов (безотносительно к конкретной системе и конкретной обстановке) может выстраиваться по уровню неравновесия со средой
, на котором удается стабилизировать состояние системы. Общество, успешно преодолевшее эволюционный кризис, достигает устойчивости на более высоком уровне неравновесия; в этом концентрируется весь комплекс относительных преимуществ и, соответственно, недостатков «послекризисной» культуры по сравнению с «докризисной».Как отмечал И. Пригожин [1985], равновесие слепо, а неравновесие становится «зрячим». Неравновесное состояние дает системе «зрение», которое помогает избегать уравновешивания со средой. Чем выше уровень устойчивого неравновесия, тем отчетливее выражены качества субъектности и субъективности, а «удаление от естества» – это возрастающая роль человеческой воли, идеальных образов, мыслей и планов в совокупной детерминации мировых процессов.
Оглядываясь в прошлое, можно проследить, как последовательно возрастал удельный вес событий, происходящих в субъективном («виртуальном») мире, по отношению к событиям в мире физическом («масс-энергетическом»). Художественные образы, религиозные и философские учения, научные открытия и бред полубезумных фанатиков оказывали все более значительное влияние на ход материальных
процессов, превосходя по масштабу последствий (которые определимы даже по энергетическим показателям) землетрясения, цунами, падения метеоритов и прочие природные катаклизмы. Эта результирующая общеисторическая тенденция – парафраз того, что Э. Леруа, П. Тейяр де Шарден и В.И. Вернадский назвали становлением ноосферы, а здесь обозначено как удаление от естества…Обратим внимание на ряд решающих отличий социально-синергетической модели от идеологических, позитивистских и функционалистских концепций развития.
Во-первых, прогресс – не цель и не путь к конечной цели, а средство сохранения
неравновесной системы в фазах неустойчивости. «Апостериорно» отслеживаемая векторность развития не является следствием заложенных программ или врожденных человеку стремлений: это последовательность вынужденных преобразований, каждое из которых, способствуя решению актуальных жизненных проблем, рождает множество новых, еще более сложных проблем.Во-вторых, это процесс, хотя и кумулятивный, но не аддитивный
: социологи, полагающие, что «макроэволюция есть сумма микроэволюций», недооценивают нелинейный характер макроэволюционных изменений, опосредованных драматическими противоречиями и кризисами.В-третьих, хотя социальная эволюция отчасти является адаптивным процессом, суть дела не в том, что общество адаптируется к окружающей среде, а в том, что оно последовательно адаптирует внешнюю природу
к своим возрастающим потребностям, а также перестраивает внутреннюю природу человека в соответствии с его возрастающими возможностями и последствиями преобразующей деятельности.В-четвертых, хотя сугубо внешние и внутренние факторы влияют на ход эволюционного процесса, решающую роль в его направлении играют спровоцированные неустойчивости
– последствия собственной дезадаптивной деятельности общества. Во многих случаях там, где некоторые исследователи усматривали результаты природных катаклизмов или внутренне не обусловленные всплески энергии, синергетическая модель помогает увидеть разбалансировки в системе культуры, предкризисные процессы или, наоборот, ответы культуры на антропогенные кризисы. В частности, собранный нами фактический материал подтверждает наличие причинной связи между демографическими и технологическими процессами, о которой, несколько примитивизируя Дж.М. Кейнса [1922], пишут многие социологи, однако заставляет переставить акценты. Не демографический рост «толкал» технологические развитие (ср. [Boserup E., 1965], [Клягин Н.В., 1999], [Ганжа А.Г., 2000]), а напротив, новые технологии создавали предпосылки для роста населения. Это одна из форм экологической агрессии, свойственной живому веществу: при благоприятных условиях популяция, численно увеличиваясь, захватывает жизненной пространство.