ЦК закрыт, все ушли... [Очень личная книга]

А действительно, как я попал на Старую площадь и вообще на партийную работу?

Первая попытка была предпринята, если память не изменяет, еще в начале семидесятых годов, через год-два после возвращения из армии. В ту пору я возглавлял отдел в республиканской молодежной газете в Минске.

Однажды позвонил из Минского обкома партии заведующий сектором печати Гришан Александр Петрович. Звонок меня удивил: до этого из обкома партии мне не звонил никто. Контакты больше поддерживал с ЦК и обкомом комсомола. Гришина Александра Петровича никогда в жизни не видел и даже не подозревал о его существовании, как и сектора печати обкома. Редактор обычно ссылался на сектор печати ЦК партии, под которым тогда ходили все газеты.

— Нам бы встретиться надо, — слышу в трубке дружелюбный голос. — Может, зайдете к нам? Когда вам удобнее?

Я, честно сказать, слегка обалдел от такого тона. Комсомольские работники с нами, газетерами, разговаривали по-иному. Обычно они назначали время, к которому надо было безотлагательно прибыть.

Условились о встрече на следующий день. Где располагался обком партии я, конечно, знал, а вот внутри здания раньше бывать не приходилось. Признаться, шел по коридору с некоторой робостью. Это у меня генное, от родителей-земледельцев: боязнь казенных контор и их обитателей. Коридор широкий, паркет покрыт красными ковровыми дорожками, двери кабинетов тоже производят впечатление— высокие, массивные, наверное, дубовые. Найдя нужный мне кабинет, несмело постучал в дверь.

Навстречу мне из-за стола поднялся высокий, крупного телосложения человек, протянул руку. Предложил сесть. Я огляделся, Кабинетик был крохотный, весь заставленный стеллажами с газетными подшивками. Хозяин сел напротив. Поинтересовался, как мне работается, одобрительно отозвался о нескольких тематических полосах, подготовленных мною. Сам собой зашел разговор о проблемах журналистики, о действенности выступлений печати, о необходимости качественно новой, исследовательской журналистики, активно вторгающейся в жизнь, формирующей общественное мнение.

— А знаете, вы нам подходите, — неожиданно сказал собеседник. — Как смотрите на наше предложение?

Я непонимающе взглянул на хозяина кабинета. О каком предложении идет речь? Кому это я подхожу?

— Мы хотим предложить вам перейти на партийную работу. К нам в обком. В сектор печати.

Я в недоумении уставился на говорившего.

— Понимаю, предложение неожиданное, — сказал он. — Конечно же надо все взвесить. С семьей посоветоваться. Словом, поразмышляйте пока. Сколько времени вам надо? Недели достаточно?

Я сказал, что вполне.

Наступили мучительные дни и ночи. Принимать лестное предложение или поблагодарить за доверие и вежливо отказаться? Решил посоветоваться с редактором газеты Василием Александровичем Хорсуном, который недавно пришел из сектора печати ЦК партии.

Дождавшись удобного момента, когда в кабинете никого, кроме него, не было, рассказал о беседе в обкоме. Редактор внимательно выслушал, задумался.

— Смотри, решай сам. Но я бы не принял этого предложения. Хочешь, честно скажу, почему? Ты человек пишущий и молодой, они это учли. Знаешь, что тебя там ожидает? Как и всякого пишущего, которого берут в партийный аппарат— каторжная работа. Речи, выступления, статьи, брошюры и книги начальников, которые ты будешь сочинять. С утра до позднего вечера. Не поднимая головы от стола. Включая праздники и выходные. Бесконечное множество вариантов одного и того же текста — до отвращения. А если твои упражнения понравятся секретарям— все, считай пропало. Ни за что не отпустят обратно в журналистику. Мне вот, как видишь, повезло. И то совершенно случайно. Для себя ты уже не напишешь ни строчки. У них там свои жанры, свои представления о том, каким должен быть материал — скука невообразимая, ни одного живого слова, ни одного свежего образа. Поработав там, ты уже не сможешь писать так, как пишешь сейчас.

Хорсун разоткровенничался, рассказывая об атмосфере в партийном аппарате. Жесткая дисциплина, безусловное подчинение всем, кто находится на более высокой ступеньке служебной лестницы. В газете ты волен, как птица, можешь в любое время уйти с работы, несколько дней вообще не появляться в редакционных стенах. В партийном аппарате без разрешения нельзя отлучиться даже на полчаса. На посещение любого мероприятия— будь то театральная премьера, открытие выставки и т. д. — нужна санкция руководства.

— Тех, кто находит время и пишет для себя, в партийном аппарате не жалуют. Не говоря уже о защите диссертации или издании книги. Мораль там строже, чем в целом в партии. Так что выбирай: или остаешься в редакции и пишешь свои книги, или идешь в обком и пишешь их другим.

Разумеется, я выбрал первое.

А к концу недели редактор издал приказ, которым утвердил меня ответственным секретарем редакции. Этот шаг упростил мне задачу. Я позвонил в обком и сказал, какой неожиданный финт отмочил мой редактор. Как-то неудобно уходить с должности, не пробыв в ней ни одного дня.