ЦРУ раскрывает свои секреты... Ветераны ЦРУ о тайных операциях в СССР

Как это обычно бывает в таких случаях, эмоциональные перехлесты шпионской деятельности опутали обе стороны с ног до головы. Спустя несколько дней после того как разразился скандал, делегация из высокопоставленных сотрудников ЦРУ объявила о своем намерении посетить Москву для того, чтобы предпринять последние отчаянные усилия договориться о некотором решении, которое бы позволило предотвратить массовые взаимные высылки сотрудников, а также для того, чтобы не допустить и наихудшего варианта развития событий, коим могла бы стать тайная теневая война разведок, ведущаяся по всему миру.

Старший офицер ЦРУ Джон МакГаффин возглавил небольшой десант из сотрудников ЦРУ, высадившийся на окраине российской столицы, в Ясеневе. Обычный обмен любезностями на этот раз был сокращен до минимума, и стороны сразу перешли к сути. «Такие вещи случаются, — сказал Примаков, пожимая плечами в попытке разрядить атмосферу. — Это часть нашей профессии».

МакГаффин обезоруживающе улыбнулся, прежде чем ответить: «Теперь нам всем придется невесело. И это неизбежно. Вопрос в том, как бы мы могли ограничить ущерб. Как избежать эскалации, которая может повредить нашим двусторонним отношениям по более широкому спектру вопросов?»

Было ясно, что МакГаффин приехал в Москву не требовать мира, а чтобы подчеркнуть необходимость того, чтобы холодные головы возобладали и чтобы ситуация не вышла из-под контроля. Было чрезвычайно важно вновь открыть канал для связей, хотя бы потому, что он помогал видеть ситуацию в перспективе в периоды, когда отношения подвергались подобным испытаниям.

Из этого я усвоил, насколько важно не позволять личным эмоциям затуманить суждения о человеческом факторе в шпионаже. Я также стал лучше и глубже понимать, что представляет из себя та «пустыня зеркал», в которой приходится пребывать офицерам разведки. В последовавшие после ареста Эймса недели и месяцы американские и российские разведки вновь пребывали в состоянии войны с друг другом.

О канале Гаврилова

Офицеры связи оказались при этом незаменимым каналом коммуникаций. При этом ведомства воспользовались опытом из 80-х годов, когда существовал так называемый канал Громова (очевидно, имеется в виду канал Гаврилова, в котором ФСБ представляли генерал Рэм Красильников и его заместитель Валентин Клименко. — Прим. авт.). Тогда русские и американские контрразведчики встречались для того, чтобы установить рамки дозволенного в своих действиях, договариваясь о некоем кодексе поведения, неписанных правилах игры.

Точно так же и в период, последовавший за арестом Эймса, многие вопросы получили разъяснения, а иногда и разрешение, прежде чем они могли разрастаться до вредоносных размеров. У обеих сторон присутствовало понимание того, что покуда разведка не стала неким искусством ради искусства, она должна вестись в неких рамках, чтобы служить большему делу. Как бы плохо ни обстояли дела в взаимоотношениях американской и российской разведок, они могли бы быть гораздо хуже. И действительно, важные инициативы компенсировали негатив от ведшихся войн ведомств, помогали повысить статус и расширить масштаб связей, установившихся между спецслужбами.

Луис Фри стал первым директором ФБР, нанесшим официальный визит в Москву 4 июля 1994 года. В ходе визита он установил связи между российскими и американскими федеральными правоохранительными органами. Позитивная и целеустремленная атмосфера, которая царила во время переговоров Фри с принимавшим его директором ФСБ Степашиным, напоминала ту, что характеризовала успешный визит Гейтса двумя годами ранее. Отмечу, что и тогдашний глава Разведывательного управления Министерства обороны США также без излишнего шума наладил официальный канал связи с Главным разведывательным управлением Генерального штаба ВС РФ.

К концу 1994 года американские и российские спецслужбы находились в прямом контакте и напрямую обменивались и взглядами, и информацией по ряду вопросов, представлявших чрезвычайное значение для национальной безопасности обеих стран. В их руководстве существовал консенсус относительно того, что необходимо поддерживать процесс расширения сотрудничества в разведывательной сфере. Также было и общее понимание того, что отношения надо строить на основе неукоснительного соблюдения собственных интересов, просчитывая выгоды и риски, сопровождающие конкретные действия.

И все же избежать превращения в жертв нашей собственной истории было нелегко. Как заметил в разговоре со мной на приеме 4 июля 1994 года в Спасо-Хаусе с некими нотками сожаления один контрразведчик: «Может, нам было и лучше в старые добрые времена, когда мы еще так близко друг друга не знали. Ведь мифы о КГБ и ЦРУ разрослись больше реальности, не так ли?» Я ему ничего не ответил. Мне было просто нечего сказать. После отбывания двух сроков, отведенных для сотрудников, работавших в Москве, сначала в СССР, а потом в России, я был изнурен. Мне было пора возвращаться домой.