Цугцванг

— Чем это чревато?

Оксана замирает, а я придвигаюсь ближе, серьезно смотрю на нее, потом тихо задаю свой последний, самый, возможно, важный вопрос.

— Кто на самом деле такой Максимилиан Александровский и на что он способен?

— Ты здесь не для того, чтобы узнать его слабые стороны и соблазнить?

— Мои мотивы останутся при мне.

— Если это попытка защитить твою сестру…

— Твою мать, просто ответь! — не выдерживаю, повышая голос, от чего Оксана резко отстраняется.

Не сдержалась. Меня так достали ее попытки тянуть резину, что я просто не смогла подавить эти эмоции, хотя и получила ответ, который так хотела.

— Он — сраный, ночной кошмар.

— Ты его знаешь лично?

— Да. Лиля нас знакомила в свое время, мы с ней общались достаточно тесно.

— И? Это все, что ты можешь сказать?

— А что еще добавить? Он. Сраный. Ночной. Кошмар. Перейдешь ему дорогу — тебе крышка.

— Поподробней можно?

— Он способен на что угодно. Макс умный, хитрый, умеет находить контакт, если это нужно, а также не боится играть грязно. Для него нет понятия совести, особенно если он чего-то хочет. Прет вперед, как танк, а все попутные жертвы — включенные в смету потери.

— Если он такой монстр, почему моя сестра еще «дышит»?

— Потому что ее защищает его отец, но я бы на ее месте почаще оборачивалась назад. Макс так просто не простит ей всего, что она ему сделала. Он отомстит, а мстить он умеет. Нет никого лучше на этом поприще, чем он.

— Он способен абсолютно на все?

— Он хладнокровен в этом вопросе, так что да. Конечно…

Недвусмысленно замолкает, выдерживает паузу, которая меня прямо бесит. Я скриплю зубами, но даю ей то, чего она так ждет: подчинения. Оксане действительно нравится смаковать свою власть…

— Что "конечно"?

— Конечно твоей сестре все равно не грозит "перестать дышать".

— Почему?

— Я же уже сказала: такие чувства, как у них, не проходят. Да, он отомстит ей, жестоко накажет, но никогда не причинит ей настоящего вреда. Кому угодно, но не ей.

Тут она права. Лиле он и не причинил "настоящего" вреда, а отыгрался на мне. Ей это, конечно, не понравится, ранит, но чтобы она после этого не оправилась? Нет. А вот я…Больше всех во всей этой истории пострадала именно я, и мне неизвестно, смогу ли когда-нибудь по-настоящему забыть историю, как меня методично и жестоко уничтожали на протяжении года…Уже не имеет значения, что я ничего не сделала. Как и думала, это никогда и не имело значения. Я — жертвенный материал, пешка, которую можно легко пустить в утиль, ради победы над королевой. Думаю, что когда я решила закончить все, что нас связывало, круто спутала ему карты. МАКСУ ничего не оставалось, кроме как пойти ва-банк. Он никогда не был в меня влюблен, я ему даже, скорее всего, не нравилась. Все, что было — хорошо отрепетированный спектакль, развод и часть плана по отмщению.

«Как можно забыть это? Как можно перестать представлять, что ему приходилось переступать через себя каждый раз, когда он ложился со мной в постель? Говорил со мной? Спорю на что угодно — это было дико сложно, я же не модель, я не в его вкусе, и я совершенно точно не моя сестра…которую он на самом деле любит…»

Вот и все. Сказка закончена, розовые очки окончательно разбиты. Отношения, которые для меня значили буквально все, по факту не значили ничего. Это лишь обман…иллюзия…

Глава 3. Рухнувшая плотина. Амелия

17; Ноябрь

Боб Марли говорил: «В музыке есть прекрасная вещь — когда она попадает в тебя, ты не чувствуешь боли.». Я тоже так считаю, по крайней мере она всегда вытягивала меня даже, казалось, из самых темных ям. Моя теперешняя яма вообще беспросветна. Откровенно говоря — это абсолютная тьма. Да-да, я знаю, что ничего абсолютного не бывает, Настя это часто повторяла, когда говорила о чем-то негативном, будь то новости о каком-то преступлении или особо свирепый учитель вокала в ее школе. Она считает, что во всем есть две стороны Луны, но сейчас я с ней не согласна. Я не вижу ничего светлого, поэтому предпочитаю не смотреть вовсе.

Наверно, я не отдаю себе отчета в том, что сейчас происходит, чувствую себя не совсем в адекватном состоянии. Снова появилось это «будто со стороны», я не до конца понимаю, что все это реально, и не хочу разбираться. Мне страшно. Кажется, если я начну копаться в прошлом, то оно утянет меня туда, откуда нет возврата, поэтому снова выбираю единственный выход, который понимаю на сто процентов — бежать.