Цугцванг. Два королевства

Маркиз был приятно удивлен.

– Да неужели в вас заговорил разум? Я и не думал, что это возможно. Король обрадуется этой новости. – Он подозвал к себе Сибиллу и забрал у нее какие-то свитки. – Я хотел дать вам это, чтобы убедить в безусловной уникальности вашего родителя, но теперь, думаю, будет вдвойне интереснее.

– Что это?

– Военные дневники. В них принц Валентин описывал ход осады ардосской крепости до того, как попал в плен. Его летописец сохранил оригиналы и доставил в Хетханну. Я взял их в королевской библиотеке. Прочтите. Возможно, вы перемените свое решение насчет Тхиена.

Хаук протянул руку и коснулся грубого пергамента. Ему казалось, что время изменило свой бег, когда он взял свитки из рук маркиза.

– Я искренне надеюсь, что вы будете осторожны и не испортите их? – предостерег тот. – Документ дорог сердцу короля.

Но Хаук о подобном и не думал.

– Спасибо. Я верну их в целости и сохранности.

Хаук чувствовал некий внутренний тремор еще какое-то время, даже после отбытия маркиза. Ему хотелось открыть свитки, но он просто сидел на краю кровати и бережно держал их, опасаясь того, что они рассыпятся в прах до того, как прочтет их.

Он и сам не знал, правду ли сказал, насчет своего отношения к отцу. Хаук старался не анализировать свои чувства, понимая, что точку в их отношениях уже никогда не сделать запятой. Принц Валентин мертв шестнадцать лет и как бы там ни было – прошлое не изменишь. Раз за разом пытаться найти какой-то тайный смысл в словах принца, казалось пустым и безынтересным занятием.

Принц любил загадки, возможно, потому что сам был отчасти одной из них. И Хаук уже никогда не сможет его разгадать. Его лишили этого права, как и много другого положенного ему, как сыну.

Хауку хотелось знать, что написано на пергаменте больше, чем чего-либо другого в своей жизни. Но щемящее чувство внутри не позволило окончательно провалиться в эту яму.

***

На следующий день пожаловал Оливье, Хаук едва успел закончить с бритьем и утренним омовением. Хорошо, хоть успел натянуть на себя рубаху и бриджи. Слуги все еще таскали ведра вниз, когда тот вошел в комнату.

Его чудесное настроение совсем не откликалось в Хауке.

– У меня для вас сюрприз! – громко возвестил он, заставляя Хаука вздрогнуть.

– И какой же?

– Увидите, – заинтриговал тот, утаскивая его прочь из комнаты. Хотелось бы думать, что это не новое укромное местечко, в котором Оливье затребует свой долг назад?

Охрана следовала за ними, когда путешествие по коридорам, а затем крутой подъем, привели их к тяжелой дубовой двери в одной из башен замка. И Хаук чувствовал их взгляды, от стражников явно не укрылось то, как Оливье мимолетно касался его руки или бедра. Раздражающе, словно в понимании Оливье Хаук был базарной девкой, вывалившей свои груди за корсаж.

– Знаете, что там? – обернулся Оливье с озорной улыбкой. И Хауку захотелось стереть ее кулаком.

– Даже не имею предположений.

– Это старые покои принца Валентина. Когда тот попал в плен, король Камил запретил селить кого-то еще сюда, а затем, когда его не стало, король Бастиль не стал уже разрушать эту традицию. Слуги сплетничают, что видели его безголовый призрак в башне, но я им не верю. А вы?

Чушь.

– Сомневаюсь, что принц Валентин стал бы призраком в этом замке. Скорее ходил бы по сверийскому гарему, распугивая наложников. Но разве нам можно сюда? – Внутренне Хаук не хотел входить, чтобы не нырять еще глубже в ненужные переживания, которые охватывали его при упоминании принца.

Оливье рассмеялся.

– Скоро нам будет можно все.

Самоуверенность Оливье отнюдь не казалась привлекательной, но как любовник герцога Юдо, он и правда мог себе позволить многое, недоступное обычным альфам. И платой выступала его неоспоримая преданность своему омеге.

Оливье распахнул дверь и вошел, указывая Хауку путь. Из высокого арочного окна свет лился прямо в центр помещения и тысячи крошечных пылинок лениво кружились в воздухе. Большая часть мебели была укрыта чехлами, но огромный книжный шкаф, сундук, стол и каркас с парадными позолоченными доспехами в углу, оставались предоставлены взгляду. На изящной нагрудной пластине красовался королевский герб – длинногривый скакун, задравший передние копыта вверх в стойке.

Хаук провел пальцем, буквально прочертил настоящую тропу по слою грязи, укрывавшему металл. Оливье тоже приблизился и схватил шлем, едва не развалив всю конструкцию. Для него эти вещи были не больше, чем груда барахла, хотя изначально он явно руководствовался благими побуждениями.

– Тонкая работа, вы только посмотрите на вензеля? – указал Оливье на забрало. И Хаук нагнулся, чтобы разглядеть искусное тиснение в его руках. Доспехи явно выполнялись на заказ специально для балов, где для танцев ничуть не годилась тяжелая сталь. Как же хорош он был в них, при полной амуниции? – Хотите примерить?

Хаук отказался.

– Они будут мне малы. Я гораздо крупнее него.

И тогда Оливье без стеснения водрузил шлем на свою голову. Так, что видны остались только глаза.

– Вы рады быть здесь? – Его голос исказился за преградой, но тон все равно остался заискивающим.