Цукерман освобожденный

— Тогда говори, что твой сын псих. Говори, что ты не несешь ответственность за то, что может взбрести ему в голову. Говори, тебе еще повезло, что он не выдумывает чего похуже. Это недалеко от истины. Мам, ты же знаешь, что ты — это ты, а не миссис Карновская, и я знаю, что ты — это ты, а не миссис Карновская. Ты и я знаем, что тридцать лет назад все было почти что раем.

— Ой, дорогой, правда?

— Чистая правда.

— Нов книге все не так. Я о том, что люди, которые ее читают, думают иначе. Они думают иначе, даже если ее не читают.

— С тем, что люди думают, ничего нельзя поделать — разве что стараться не обращать на это внимания.

— У бассейна, если меня там нет, они говорят, что ты не желаешь иметь со мной ничего общего. Можешь себе представить? Они говорят так Эсси. Некоторые говорят, что ты не желаешь иметь со мной ничего общего, а некоторые — что я с тобой, а другие говорят, я как сыр в масле катаюсь, потому что ты мне шлешь деньги. Я должна ездить не иначе как на «кадиллаке», у меня же сын миллионер. Как тебе это? Эсси им объясняет, что я и водить не умею, но это их не смущает. «Кадиллак» пусть водит цветной шофер.

— А потом они скажут, что он твой любовник.

— Не удивлюсь, если они уже так говорят. Они что угодно скажут. Каждый день я слышу новые небылицы. Некоторые даже повторять не хочу. Слава богу, твой отец их не может услышать.

— Наверное, Эсси не стоит передавать тебе все, что говорят люди? Если хочешь, я ей так и скажу.

— В нашем еврейском центре обсуждали твою книгу.

— Да?

— Дорогой, Эсси говорит, что только об этом и судачат на всех еврейских свадьбах, бар мицвах, в клубах, на собраниях сестринств, на обедах по случаю закрытия конференций, по всей Америке. Насчет всего остального подробностей не знаю, но в нашем клубе устроили обсуждение твоей книги. Эсси и мистер Метц пошли. Я решила, что лучше не буду в этом участвовать и посижу дома. Некто Познер читал лекцию. Потом было обсуждение. Натан, ты с ним знаком? Эсси говорит, он твоего возраста.

— Нет, я с ним незнаком.

— Когда все кончилось, Эсси подошла к нему и высказала все, что об этом думает. Ты же знаешь, какая Эсси, если заведется. Она всю жизць доводила папу, но она — твой главный защитник. Конечно, она за свою жизнь ни одной книжки не прочитала, но это Эсси не останавливает. Она говорит, ты такой же, как она, и вы с ней поквитались, когда ты написал о ней и завещании Мимы Хайи. Ты говоришь то, что думаешь, и к черту всех остальных.

— Такие уж мы с Эсси, мам.

Она улыбнулась:

— Вечно ты отшутишься. — То ли ей от шутки стало полегче, то ли от чего еще. — Натан, на прошлой неделе к мистеру Метцу приезжала дочка, она такая любезная. Она учительница, живет в Филадельфии, хорошенькая как картинка, и вот она очень любезно отвела меня в сторонку и сказала, что не стоит слушать, что люди говорят, вот они с мужем считают, что книга великолепно написана. А он у нее юрист. Она мне сказала, что ты один из самых значительных из ныне живущих писателей, не только в Америке, но и во всем мире. Что ты на это скажешь?

— Очень мило.

— Дорогой, я тебя так люблю! Ты мой обожаемый мальчик, и все, что ты делаешь, правильно. Жаль только, папа не в том состоянии, чтобы порадоваться твоей славе.

— Ты же понимаешь, это могло его и расстроить.

— Он всегда, всегда тебя защищал.

— Если так, то это ему нелегко давалось.

— Но он тебя защищал!

— Хорошо.

— Когда ты начинал, он расстраивался из-за некоторых вещей, которые ты писал — о брате Сидни и о его друзьях. Он к такому не привык, поэтому делал ошибки. Я бы никогда не осмелилась ему сказать — он бы мне голову оторвал, — но тебе скажу: твой отец был человеком действия, у него было предназначение в жизни, и за это его все любили и уважали, но иногда, я знаю, он, стремясь поступить правильно, по ошибке делал неправильные вещи. Но — уж не знаю, осознаешь ты это или нет — ты помогал ему понять. На самом деле. В твое отсутствие он повторял те самые слова, которые слышал от тебя, даже если с тобой он порой спорил и расстраивался. Такой уж у него характер. Потому что он — твой отец. Но с другими он стоял за тебя горой до тех пор, пока не заболел. — Он услышал, что ее голос снова слабеет. — Конечно, я знаю, и ты знаешь: как только он сел в инвалидное кресло, он, увы, стал другим человеком.

— Мам, что такое?

— Ой, да все сразу.

— Ты про Лору?