Цунами

– Саша, здравствуй! Это ты должен меня извинить. У нас тут с Ольгой небольшие проблемы. Я ждала твоего приезда, помнишь, сказала: не звони. А тут непредвиденные хлопоты. Короче, всё, что ни делается, – всё к лучшему. Приезжай завтра. Часиков в пять вечера. Мы все проблемы утрясём (это со школой) и ждём тебя с нетерпением. Я жду с нетерпением! От Альки привет!

– Аллочка, прости, у меня и завтра полновесный рабочий день. Буду скакать по полям и лугам, отбирать пробы для вашего хроматографа. Стану к вечеру грязным и страшным. Давай перенесём официальный дружественный визит на следующую субботу. До того времени мы с тобой ещё сто раз увидимся в университете. Мне не хотелось бы комкать вам вечер. Согласна? Спасибо, камрад! До свидания!

Вот те раз! Алине я так и не позвонил до сих пор. Если честно, отчего-то робел. И причиной тому была не цитата из ELLE. Робел – и всё! И сам себе боялся в этом признаться.

Стол действительно поражал разнообразием и сервировкой. Но после родной «Смирновской» ростовская водка сильно отдавала провинцией.

Шепелев ел со вкусом, перемежая широкозахватные движения вилкой вопросами о погоде, о городских новостях. Ахметов пространно отвечал под профессорские поощрительные поддакивания. Но где-то на десятой минуте светской беседы незаметно выяснилось, что Шепелев куда более осведомлён о погоде на Северном Кавказе и о последних событиях на сто вёрст вокруг.

Сообразив, что попался на иезуитскую удочку, Ахметов сконфузился и приумолк. Беседа приняла более цивилизованный характер.

– В семидесятые годы, – сказал Горбань, – бурение скважин велось централизованно Министерством геологии СССР. Даже скважин по линии Министерства обороны. Все архивы оказались в одном месте. Нужный нам полигон разыскали за полдня – срок, достойный Книги рекордов Гиннеса. Я так понимаю, что у тебя, Саша, есть потребность сердца заглянуть в скважины и даже спустя двадцать пять лет нащупать там следы сероводорода?

– Боже меня упаси! Какой сероводород? Там от него и воспоминаний не осталось. Другое дело, что отбор проб воздуха с возможно доступных глубин даст набор постоянных «спутников» – эманации газов, характерных для данного региона. А если, на моё счастье, здесь окажутся и радиоактивные изотопы или, на худой конец, радон, то идея о миграции газов может быть аналитически или подтверждена, или опровергнута.

– Здраво рассуждаете, коллега, – снизошёл с заоблачных высей Шепелев. – Кто бы нам ещё подсказал направление подземных газовых потоков?

– Скорее, потоков сжиженного газа, – добавил Рыбаков.

– Пусть так, – согласился Шепелев. – Если источник постоянного притока сероводорода в каком угодно агрегатном состоянии находится на дне Чёрного моря или где-то поблизости, чего мы втайне желаем, значит, при совпадении результатов анализов можно будет кое-что сказать о его путях-дорогах. О тайных желаниях, многоуважаемый, – Шепелев обернулся навстречу недоуменному взгляду Ахметова, – могу заявить следующее: если вы ищете и находите волчье логово именно там, где предполагали, – флаг вам в руки!

– Предлагаю перекур, – вставил давно ёрзающий Горбань.

Курящих нашлось только двое: Лёнька и Ахметов. Они отправились на крыльцо. Шепелев с Рыбаковым продолжали что-то тихо обсуждать за столом. Сергей побежал на второй этаж. А мы с Гришей уединились под сенью фикуса.

– Я всё забываю обнародовать ещё одну деталь, которая сразу вызвала у меня неприятие, – поделился я с Гришей своими сомнениями. – Кто сказал, что газ пошёл на глубине шестьсот метров? Живых свидетелей нет. В шахте после аварии работали одни только горноспасатели. Что, кто-нибудь из них видел конкретную трубу, по которой газ поступал в шахту?

– Это имеет для тебя какое-то значение? Ну, положим, не на шестисотом метре, а на семисотом. Какая разница? Метку, оставленную в породе землетрясением, мы с тобой наблюдали в «Восточной» как раз на шестистах метрах. Помнишь?

– Помню. Но для науки разница принципиальная. Мы всё время вертимся вокруг вопросов, которые более в твоей или даже Рыбакова компетенции. А я специалисттоксиколог. И направлен сюда в конечном итоге с другой целью. Мне важно, как и на каком отрезке времени сероводород из жидкости превращался в газ. А может быть, это изначально был газ? Эта дрянь тяжелее воздуха. Значит, заполнение шахты могло идти разными путями: или снизу вверх, или сверху вниз. Количественные показатели при этом будут совершенно разными. И смертельная концентрация докатывалась до некого условного уровня в разное время. Потом газ вышел из устья. Отравились люди вокруг. Как формировалось облако, куда и с какой скоростью двигалось – вот неполный перечень отправных точек, зависящих от базиса – глубины залегания «прорехи» в породе.

– Я повторюсь: в «Восточной» след землетрясения был как раз на глубине шестьсот метров. А Бутко сказал, что у обеих шахт сходная геология.

– Гриша, будь другом, взгляни ещё раз на геологический разрез полигона. Орлиным взором! В свете того, о чём я тебе сейчас сказал.