— Я что, по-твоему, врать, что ли, буду? И не смей отворачиваться, когда с тобой начальник говорит! Кто организовал мастерскую по ремонту игрушек? Генерал Лизюков? Да плевать я хотела, что бесплатно! Этот твой агрегат уже половину бойлерной занимает! Что? Не слышу! Говори как мужчина, не мямли! Если начальник говорит — половина — значит, половина, даже если это не так. Чтобы разобрал и унёс обратно на свалку. Медь, так и быть, можешь сдать за деньги. Стоять, я ещё не всё сказала. Горемыка опять по твою душу приходил. Я настаиваю… ты меня слушаешь? Повторяю — я настаиваю, чтобы ты перестал с этим ментом поганым якшаться. Ему дела раскрытые, а тебя потом найдут пришпокнутым в мусорном баке, кого я на твоё место поставлю? Чтобы в последний раз!
Модестовна была хорошей бабой, и вместе с участковым Горемыкой справила Юсе какие-никакие документы, хоть и на чужое имя, но за это драла с дворника три шкуры. Юся Модестовну если не боготворил, то относился с трепетом, наезды начальницы, даже если они не по делу, сносил стоически, но сегодня после разноса стало ему как-то муторно и тоскливо, он даже сам не понимал, с чего именно.
Начальница при Юсе позвонила в водоканал, всех отматюкала как следует, потребовала к полудню включить воду, а Юсе велела набрать емкостные бойлеры и нагреть воду — должны же люди мыться хоть иногда. Этим напутствием она завершила разнос и побежала в баню, где находился офис ЖЭУ.
Осадок остался. Рутинная работа, которая была Юсе, в общем, совсем не в тягость, вдруг показалась неимоверно тяжёлой. Кое-как разобравшись с делами во дворе, он совсем раскис, а предстояло ещё убирать чётную сторону улицы.
Юся абсолютно не помнил, что было с ним до того момента, когда он рухнул буквально с неба под окна банно-прачечного комбината, в котором располагалось ЖЭУ-17.
Эмма Модестовна рассказывала, что среди бела дня под окнами что-то бухнуло, она выглянула из окна кабинета — а там этот лежит без памяти, ничком. Сначала, конечно, она подумала — кто-то из мужиков в женский день пришёл, в бабское отделение, вот его и проводили в окошко. Но ни звона стекла, ни женского визга слышно не было. Будто с неба рухнул.
Притащили его мужики в котельную, а он лыка не вяжет. Оставили до утра, одежонку, какую-никакую дали. А он наутро и спрашивает:
— Где я?
Ему объясняют — в Воронеже, милый. А он не верит:
— На улице Лизюкова, что ли?
Совсем плохой. Стали расспрашивать, кто такой, как зовут, а он не помнит ничего. Только как зовут — Юся. И картавит, как маленький. Думали сначала — придуривается, хотели даже отлупить, но как-то уж слишком серьёзно он картавил, будто не понимал, что «р» у него неправильная.
Модестовна милицию вызывать запретила. У парня явно с мозгами непорядок был, может, из дурдома сбежал, а может, от падения сбрендил. Совершенно не помнит, кто такой и откуда, хотя словарный запас большой, не шпана какая-то. И ни шрамов, ни следов от прививок, вообще никаких особых примет.
Запретить, конечно, запретила, однако участковому, однокласснику бывшему и ухажёру юности, Семёну Горемыке, Эмма Модестовна позвонила. Так, по старой памяти. Модестовна рассудила, что пронырливый Семён Петрович всё равно разнюхает про Юсю, поэтому и решила попросить помощи.
Горемыка одноклассницу и бывшую зазнобу свою обругал и спросил, какого ляда она сразу не заявила о потеряшке.
— А что бы ты сделал? — спросила Модестовна. — Вот что? Блаженный он, как пить дать — блаженный. Ты знаешь, чем он занимается?
Занимался Юся вещами и впрямь странными, не будет обычный бомж такими делами заниматься. Например, очень хорошо владел Юся английским. Всю импортную документацию на стиральные машины, на гладильные установки и прочее в комбинате перевёл. И, надо сказать, аппаратура лучше работать начала. Наши-то мужики только по картинкам и разбирались, как устанавливать, как налаживать. Юся, посмотрев, как мучаются коммунальщики с иностранной техникой, за один вечер все инструкции на русский, от руки переписал и на каждый агрегат приклеил, чтобы всё понятно было.
А уж как здорово он с электроникой разбирается — и говорить нечего. Сейчас же вся техника со встроенными компьютерами. Настраивает сам, мужикам объясняет, что куда. Не гордый ни капли. И безотказный: скажешь двор подметать — подметает, скажешь у мусорных баков прибрать — приберёт. Никакой работы не боится. И работает только за еду.
Вот инсинуаций не надо, никто его не эксплуатирует. На цепи никто не держит, может проваливать на все четыре стороны. Но куда он без документов-то?
И в самом деле — куда? Горемыка договорился пробить пальчики потеряшки через ПАПИЛОН, но особо на систему не надеялся: ладно, если паренёк где-то засветился ранее, а если чистенький? В передачу «Жди меня» писать, что ли? В отделении с таким возиться тоже не будут: кому нужна эта бумажная волокита? Придёт ориентировка — отреагируют, а лишний хомут себе на шею вешать никому не хочется. Словом, Модестовна поступила разумно, не заявив в милицию.
Эпизод 12