Цузамэн

Он крутил педали, а я болтала ногами,

Сидя сзади на багажном седле, как на лодочной корме…

Потом он вёз сливочный пломбир

В пионерский лагерь детям,

Очень спешил, гнал изо всех сил сквозь степную жару.

Всё это в памяти я своей берегу!

PS. Кстати, он не растаял!

Дедушка Коля, который к тому времени вышел на шахтёрскую пенсию, завещал ей как великий Ленин: “Учиться, учиться и учиться!”

И над головою вместо нимба

В мягком переплёте моя первая книга!

Он обладал прекрасным умом и отличной памятью и мог бы продолжить образование. Однако в послевоенную молодость в доме нечего было есть, отсутствовало центральное отопление, а у Николая тогда были в наличии только одни штаны. Оставив учёбу после второго курса техникума, он был вынужден пойти на самую тяжёлую работу – шахтёром в забой. Путь его по социальной лестнице был ограничен по материальным причинам, поэтому их с бабушкой трудовой подвиг был нацелен исключительно на обеспечение образования обоих сыновей.

Из редких высказываний Иды Алёна усвоила, что есть слово “хочу”, а есть слово “надо”; после этого модальные глаголы в семье не произносились. Бабушка разделяла распространённую на то время безопасную социально-политическую позицию, что “нужно быть “как все”, однако ж вязала ей крючком воротнички и манжеты, чем индивидуализировала школьную форму. Воспитательные беседы распространяли тезис о том, что самое главное для женщины – это удачно выйти замуж. Такие разговоры ещё тогда, в раннем детстве казались ей каким-то назиданием, и она старалась всячески их избегать. Дедушку избежать было гораздо сложнее: если Алёну или дядю Вову втягивали другие дети в какие-то глупости, он просто лупил их всех ремнём, не принимая во внимание чей-либо возраст. Собаками он брезговал, но на каком-то этапе у них появились аквариумные рыбки. Зимой дедушка кормил птиц и пояснял, что от жареных семян они умирают.

После окончания начальной школы переезд к родителям в Республику Коми оказался сильным ударом. После школы она слушала пластинки “Крибле-Крабле-Бумс”, а транзистор вдруг поймал радио-волну. Это был испуг! На Севере было всё намного суровей, холодней и жёстче по сравнению с жизненным укладом в Украине. Однако она как-то притёрлась, свыклась, и рутина средней школы брала своё. Из этой серости Елена вынесла в новое время только один афоризм Чернышевского: “Великий, могучий и богатый русский язык”; так критически отзывался критик о языковом наследии. И она ощущала его гибкость и лингвистические способности.

Появились новые подружки, а сердце рвалось обратно, туда, в Донбасские степи, где начиналось безмятежное детство, наполненное радостью, любовью и бесконечными играми во дворах до позднего вечера под высочайшими звёздочками.

Изгиб гитары жёлтой ты обнимаешь нежно,

Струна осколком эха пронзит тугую высь.

Качнётся купол неба, большой и звёздно-снежный,

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!²

Как же это прекрасно, когда есть прошлое и счастливые воспоминания!

И как бы не гадили в две тысячи десятых,

Счастливое детство восьмидесятых,

Испортить сейчас не могли ей никак!

* * *

Полетели в Донецк, к трубочистам³? На что глава международного отдела ответил тогда в две тысячи седьмом: “Если они хотят увидеть меня один раз, пусть подают частый самолёт, и я приеду”.

Так, толпа из трёх бульдог-брекет⁴ банков добиралась кто на чём – кто на чартерах, кто бизнес-классом, а кто своим ходом на перекладных. Приземлившись, коллеги по цеху, ожидавшие не прибывший за ними кортеж, рассыпались по взлётному полю и спрятались за корпоративные блэкберри.

Елена в тот момент ничего интересного в нём для себя не нашла и с любопытством представляла предстоящую презентацию клиента.

“Они чумазые” – подумала она.

К вечеру, наконец, переговорную заняли всю хороводом. От клиента в таких случаях присутствовали только два персонажа – генеральный директор и представитель акционера. Последний был всегда в одном из двух амплуа – или как бывший работник КГБ, или немного бандитского прикида. На этом представлении явно использовали бандитский образ. Собственника, которого интересовало в основном только изобразительное искусство, не было.

Молодой Банкирше достался стул краю – также, как и папуле на свадьбе племянника, несмотря на самый большой денежный взнос в капитал молодожёнов.

“Не обращай внимания! – кричала она мысленно. – Мне в собственной семье вообще места не досталось, поэтому пришлось держаться в лагере невесты как двойному агенту”.