Цвет абрикоса

Студент был глубоко потрясен ее словами:

— Тетушка! Не говорите так. Вы не так уж больны.

— Не покидайте нас, матушка! — залилась слезами Чжэньнян. — Вдруг сегодня снизойдет на нас небесная милость, и вы поправитесь. Надо лишь полежать и принимать пищу.

— Матушка слишком озабочена нашей судьбою и потому полна печали. Ей надлежит отринуть от себя заботы о доме, успокоиться, и тогда она непременно скоро выздоровеет, — сказали ей младшие дочери.

Госпожа с благодарностью выслушала их. Но закончила она так:

— Радуюсь, глядя на вас, моих дочерей, стоящих подле моей постели. Рада, что здесь и мой племянник. Если, к несчастью, ваша мать «уйдет на запад» — оставит сей мир, он вам будет верной опорой.

— Пусть тетушка не беспокоится, — успокоил ее студент. — Я исполню вашу волю.

Послали за лекарем. Он осмотрел больную и нашел, что болезнь серьезная и тяжелая. «Шесть органов-дворцов, кои снабжаются реками артерий, сократились до пяти. Лишь обеспечив их жизнь, можно поправить состояние больной. К счастью, они функционируют нормально. Потому какое-то время, не менее нескольких месяцев, не следует ожидать дурных последствий», — так сказал врач и, оставив лекарство, ушел. Чжэньнян поставила лекарство на огонь[31] — готовить микстуру. Но беспокойство не улеглось; всякий хотел служить старой госпоже, и никто не расходился.

Стояла пора четвертой луны — время, когда начинается жара и небо пылает, точно раскаленная печь. Госпожа Лань, утомленная жарой, приняла лекарство и тотчас заснула. Обращаясь к сестрам, студент сказал:

— Тетушка крепко спит. Полагаю, нет нужды всем дежурить подле нее. Это может лишь помешать покою больной. Оставим у постели служанку Гуйпин — она тотчас позовет кого-нибудь из нас, если будет в том надобность.

С тем все разошлись. Служанка осталась в спальне. Чжэньнян выразительно посмотрела на студента, и тот понял смысл ее взгляда: оба условились о свидании. Ближе к вечеру, когда младшие сестры удалились в свою комнату, Чжэньнян привела студента к себе в спальню. Для этого ей пришлось силком утащить сестер к срединным воротам:

— Пойдемте закроем ворота. Дело к вечеру. Те в один голос заметили:

— Сестрица! Не закрывай ворот. Вдруг матушка захочет ночью поговорить с кем из родных или с братом. Ни я, ни сестра не умеем открывать замок.

— Это приказ матушки. Разве мы не женщины? Если матушка прознает, что не запираем дверей, с каким лицом мы предстанем перед ней? Что же до студента, то вряд ли матушке понадобится звать его ночью.

С этими словами все трое вышли во двор и заперли на засовы ворота. Потом они еще раз пошли в комнату матери и убедились, что та спокойно спит.

— Она приняла лекарство и тотчас смежила веки, — сказала Чжэньнян. — Пусть каждая из нас время от времени приходит сюда. Я пойду прилягу, а потом сменю кого-нибудь из вас. Так никто не утомится и не устанет. Ко второй страже сменю вас.

— Сестрица! Не спи долго! Приходи ко второй страже, — попросила одна из сестер.

— Хорошо. — И она вышла из комнаты.

— Юй, ты видела, каким взглядом обменялись студент и Чжэньнян, когда нынче утром мы были в комнате матушки? — спросила младшая. — До чего странно! — Она потупилась и покраснела. — Не иначе как сестрица имеет на него виды. Бедное благоуханное сердце! Наверное, влюбилась. Он, похоже, любвеобильный. Ну а если здесь не любовь, то тогда что? То-то она была очень уж оживлена!

— Я тоже удивилась, — ответила ей Юйнян. — Едва Силан вышел, я подумала, что они что-то замышляют. Клянусь, она спрятала его в своей спальне. Иначе зачем она поспешила увести нас к воротам? Это доказывает, что они что-то замышляют, тем более что матушка крепко спит. Давай пойдем к ней в спальню и поглядим. Если у нее в комнате возня и шум, мы помешаем им. Не одной же ей наслаждаться любовью!

— Здорово придумала. Пойдем скорее к ней.

Тем временем Чжэньнян, совершенно обнаженная, уже пребывала в объятиях студента. Она прижалась к нему животом и скрестила его ноги со своими. Тут, как говорится, «облака нависли и вот-вот прольются теплым дождем». Но этот миг был еще впереди, и оба тешили свои весенние сердца любовной игрой. Студент, словно змей, входил в нее. Чжэньнян втягивала в себя этого огромного змея и была на пределе чувств. Сестры крадучись подошли к дверям ее спальни, которые оказались не прикрыты, и, осторожно ступая, вошли в комнату. Прислушались. Было довольно темно. В глубине комнаты они разглядели кровать и на парчовом покрывале двоих. Те показались им похожими на феникса и паву, которые сплелись шейками. В этот миг пава опрокинулась навзничь, и феникс стал мерно наклоняться над ней. За окном царила тишина — ни шелеста птичьих крыл, ни топота копыт. И вдруг до слуха девушек донесся шепот:

— Силан! Я будто переродилась. И все это благодаря твоей любви.

— У тебя такая пышная и благодатная утроба. В самый раз. Мне так хорошо, что не выразить словами.

В этот миг мужчина повернул женщину к себе, и та вскрикнула.