Цвет боли: белый

— Линн, а пойдем…

Я знала, что она скажет. У Бритт в Стокгольме, как и у меня, любимый район СоФо (Седермальм южнее Фолькункагатан), а в СоФо свои любимые магазины и кафе. В кафе мы уже посидели (ехать из Эстермальма на Седер, причем от района напротив Софийской больницы в район Медборгаплатцен на фику с пирожными — седермальский патриотизм чистейшей воды), значит, сейчас будут предложены либо «Грандпа», либо «Силветто». Подозреваю, что больше Бритт в этих двух магазинах не купил никто со дня их открытия, ей давно пора присвоить звание почетной покупательницы.

Как затягиваются и чем заканчиваются походы в эти магазины, я не забыла, а потому отрицательно качаю головой, даже не дослушав:

— Домой.

Подруга покорно соглашается. Почему, понятно — лучше уступить в малом, чтобы проскочить в большом.

Вся хитрость Бритт шита белыми нитками, она совершенно не умеет ни хитрить, ни обманывать, это с лихвой компенсируется настойчивостью и избытком энергии.

Не сомневаюсь, что Бритт плеть в руки возьмет или того хуже — подставит под нее свою собственную… в общем, то на чем сидят.

Дома вся наша веселая компания в сборе, ждали только нас с Бритт.

Вообще‑то, веселая компания это мои однокурсники Лукас, в квартире родственника которого мы живем, и его девушка Дорис, а еще Бритт со своим парнем Томом, тренером крав‑мага, так коварно ныне отбывшим на семинар в Израиль без моей подруги, самый красивый в мире обладатель стальных глаз Ларс Юханссон, миллионер, мастер шибару (искусства эстетично связывать своих моделей разными веревками и подвешивать их под потолок) и прочее, и прочее… и я.

Собственно, в квартире жил Лукас, я перебралась сюда после кошмара своего плена в банде и потери после этого нашего с Ларсом ребенка, перебралась, чтобы побыть подальше от всех. Но сама же посоветовала Лукасу привести в дом Дорис, иначе эта пара плевала бы ядом друг в дружку еще долго.

Все остальные — Бритт, Том и Ларс притащились за мной следом незваными. Бритт потому, что не может жить без меня, Том, потому что не может жить без Бритт, хотя они делают вид, что абсолютно друг от друга не зависят.

А Ларс… Зачем, спрашивается, миллионеру, имеющему замок на острове, несколько квартир в престижных районах Стокгольма, яхту, роскошный винный погреб, вертолет и еще много чего, перебираться в самую маленькую комнатку в этаком студенческом общежитии? Считается, что из‑за меня, но, боюсь, Ларс живет в соседней с моей комнатке из чувства вины. Просто в том, что случилось со мной, есть и его доля участия, это его бывшая любовница Анна‑Паула едва не убила меня, хотя потом умерла у меня на руках, его бывшая приятельница Маргит издевалась надо мной во время съемок снафф‑видео. А еще из жалости, потому что я потеряла нашего с ним ребенка.

Это самое мерзкое — понимать, что человек, в которого ты влюблена по уши с первого взгляда, находится рядом из чувства вины и жалости. Иногда хочется закричать, что ничего не нужно, но я под таким контролем общественности, меня так опекают, что проще бодренько делать вид, что все прекрасно… замечательно… лучше всех… и лучше уже вряд ли возможно…

Я делаю.

Остальные делают вид, что верят в мое притворство.

Всем так легче.

Когда Ларс переезжал в наш теремок, я поставила условие: меня не касаться и своими миллионами и авторитетом не давить. По поводу первого требования уже страшно пожалела, но он выполняет оба. Не будешь же говорить, что я передумала?

Лукас на наше с Бритт появление реагирует бурно:

— Ну наконец‑то! Мы уже думали, что вас украли. — Понимает, что ляпнул глупость, и пытается исправить. — Мы же действительно беспокоились за таких красивых девушек, мало ли что с вами могло случиться.

У Лукаса потрясающая способность портить то, что и так плохо сказано. Дорис отодвигает запутавшегося друга:

— Где были‑то?

Мы с Бритт, не сговариваясь, пожимаем плечами:

— Фику себе устроили…

Вообще‑то, нас действительно ждали, на стол выставлены всякие вкусности и стоит бутылка вина. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что старался камердинер Ларса Свен, большой любитель вкусно готовить. И бутылка из погреба Юханссонов. Скромная этикетка меня уже не может обмануть, я знаю, что на дорогих винах нет необходимости расцвечивать этикетки, за них говорит имя производителя.

Полного куверта, конечно, нет, закуски скорее в стиле шведского стола, но все очень достойное. Для Лукаса, привыкшего к фаст‑фуду, это верх ресторанного шика.

— А повод?

Ларс смотрит на меня как‑то странно. Что это он?

Вместо ответа Ларс показывает нам бутылку:

— «Шато Латур» 2003 года, это один из лучших сезонов. И как раз время пить.

Очень хочется напомнить, что я просила не выделываться, здесь не замок, но понимаю, что, затеяв небольшой скандальчик, попросту лишу своих друзей возможности попробовать то, чего они без Ларса никогда не попробуют. Деньги есть только у родителей Бритт, но тем, кажется, все равно что именно пить — пиво или «Шато Латур», а уж какого года… Не прокисло — и ладно.