Цвет дали

Они сидели молча, наслаждаясь близостью, все время, пока Моуки нарезал рыбу и раскладывал ее аккуратно на зеленом листе. Иирин коснулась его плеча, когда он кончил готовить завтрак. Он поднял на нее взгляд. Уши насторожились.

— Ты сердишься, что я меняюсь? — спросила Иирин.

Моуки покачал головой и выбросил рыбьи кишки в кусты. Он не сердился. Он просто ощущал пустоту. Был пуст внутри, как пень заброшенного дерева на. Он уже давно со страхом ждал этого. А теперь, когда это произошло, в нем осталась только ноющая пустота.

— Тебе нужны твои люди, — ответил он, пожимая плечами. А что еще он мог сказать?

— Мне ужасно жаль, Моуки, — отозвалась Иирин.

— Я знаю, — ответил он. — Так должно было случиться. Все правильно.

И все равно они будут вместе. Ему удалось украсть комбинезон — тот, в котором тепло, — когда они ездили на остров. Все, что надо сделать, это проникнуть на борт шаттла, который довезет его до небесного корабля Иирин. Там он сможет спрятаться до того времени, когда уже поздно будет возвращать его на родную планету. И тогда они с Иирин будут вместе, и все получится прекрасно.

Когда завтрак кончился, Укатонен протянул руки, готовый к слиянию.

— Это будет очень короткое слияние, Моуки. Иирин нуждается в энергии для превращения.

Моуки рябью показал, что понимает. Он протянул руки, и облако сожаления прошло по его коже. Иирин взяла его руку и руку Укатонена. Шпора Иирин стала мягкой и пористой. Он попробовал соединиться через нее, но ощутил лишь массу умирающих клеток.

— Соединяйся через кожу, Моуки. Ее шпоры больше не работают, — сказал ему Укатонен.

Моуки изменил положение кисти. Он вонзил шпору прямо в кожу Иирин и добился слияния. Там был и Укатонен, который помогал им обоим. Моуки ощутил горе Иирин, смешанное с радостью от происходящих с ней перемен. Моуки заставил свою любовь к ситику подняться над собственной печалью. Если этому слиянию суждено стать последним, то пусть Иирин сохранит о нем радостные воспоминания. Они достигли равновесия, горько-сладкого равновесия тоски и любви.

Путешествие вниз по реке прошло спокойно. Иирин потеряла способность говорить на языке кожи уже к середине утра. После этого никто из них не проронил ни единого слова. Большую часть времени Иирин проводила в воде, цепляясь за бревна плота, успокаивая и смягчая свою отмиравшую кожу. Ко времени, когда они добрались до берега, к тому месту, куда должны были подплыть за Иирин ее люди, туземная кожа уже слезала с нее большими лоскутами. Иирин радировала на корабль, что прибыла, а потом окунулась в океан, где Анитонен помогла ей освободиться от остатков старой кожи. Из океана она вышла совсем другая — чистая, смуглая, похожая на других человеков. На пальцах были плоские ногти, а не острые когти, а ладони потеряли «насечку» для лазанья по деревьям и стали гладкими.

Моуки не мог вынести нового вида своего ситика. Он отвернулся и стал смотреть в океанскую даль цвета темного сланца, затянутую серыми облаками, набухшими дождем и полностью скрывшими закатное солнце. Моуки ощущал себя таким же облаком — серым от тоски. Вдали он увидел темное пятно, которое огибало мыс. Это была лодка, которая шла сюда за Иирин, чтобы навеки увезти ее от него. И хотя он знал, что это не так, что он еще увидится со своим ситиком, прибытие лодки возвещало конец. Когда она отойдет от берега, все станет совсем другим.

Кто-то дотронулся до его плеча. Иирин. В руке она держала палочку.

— Я люблю тебя, Моуки, — написала она на языке кожи на мокром песке.

Моуки кивнул.

— Я тоже люблю тебя, — ответил он. — Мой ситик.

Иирин потрепала его по плечу, и они еще долго стояли, ожидая лодку, которая увезет ситика, глядя на серые облака и на серый океан.

Наконец лодка выскочила на песок. Иирин положила в нее свои рыболовные снасти и обняла Укатонена и Анитонен. Затем повернулась к Моуки и долго гладила его лицо. Этот жест без слов сказал ему все, что она хотела сказать. Потом она вошла в лодку. Моуки смотрел, как лодка уходит от берега и как набегающие волны смывают слова, написанные Иирин на песке.

31

После четырехдневного обследования врачи выписали Джуну из госпиталя. Она сразу же отправилась в общую сауну, чтобы смыть больничные запахи. Время было обеденное, и баня пустовала. Джуна радовалась одиночеству — слишком уж много рук обстукивало и ощупывало ее за последние дни. Мирная тихая баня успокоит ее натянутые нервы и ноющие руки и ступни.