Читаем Цвет и крест полностью

– Татку бегать заставили, бабушка, вон он бежит. И, казалось, не солнце было на неведомой станции, а неведомое желтое светило так странно и отдельно от нас и не для нас было в пепле горящих лесов, и я, и нищенка, и эта девочка, трое мы, совсем ничего не знали про новое светило.

– Татку бегать заставили, – всхлипывая, повторяла девочка.

То не леса, то сама земля горит – ползучий, медленный, невидимый огонь на болоте валит деревья. Сядет птица на дерево, запоет, а дерево повалится. Перелетает на другое, и то валится. Пепел солнце закрыл совершенно. По черной поляне будто бы я бреду с посошком в город великий. Вот он прежний город славный, белый цвет на болоте. Весь он теперь, от края до края, засыпан пеплом горящих лесов. Выхожу я из пепла на широкую улицу, где много светлее, и мостовая на ней не асфальтовая, а костяная, белыми и черными шашками, все дома одинаково пепельны, и у каждого рядами костяные статуи, в черном – мужей, в белом – жен. Улица мне эта хорошо знакома, не раз я проходил по ней к одному дому тайно, теперь открыто вхожу в этот дом, потому что не от кого теперь в городе скрываться. В этом доме теперь открыто встречает меня над пеплом идущая Грезица, и сама подает мне тот самый потерянный белый крест из цветка.

<p>Посев</p>

Есть такая примета в наших местах, что как под окнами покажется молодая крапива – конец водяной весне, земля начинает дышать, муха волю получает, мужик соху налаживает, и близко время ярового посева.

Теперь, в годы военные, к этому еще прибавилось: когда молодая крапива под окнами показывается – солдаты с фронта на посев просятся. Прошлый год в начале апреля в газетах проводили полезную мысль, что очень хорошо бы для посева давать эти отпуски как можно чаще.

Прочитал я это, посмотрел зачем-то в сад и вижу, в моем саду соседка Дарья, огородница, великая наша капустница, идет между яблоньками, наряженная в палевое платье, на всем желтом в саду она палевая, как первая полевая бабочка-капустница. Идет по саду Дарья и делает вид, будто срывает молодую крапиву или собирает сморчки. Выхожу я на крыльцо.

– Здравствуйте, Дарья Мироновна, что скажете?

– Молодую крапиву порвать, да вот еще… – Подает десяток яиц. – Попросить вас… – Сконфузилась. – Мужа нельзя ли выпросить, чтобы для обсеменения земли, мужа… – Запуталась в словах.

– Для обсеменения, – говорю, – можно, вот сейчас и в газете об этом напечатано.

Живо написал ей прошение и газетное о посеве тоже вставил в бумагу. Понравилось.

– Сала, – говорит, – не желаете ли, свинью сегодня опалила.

Поговорили немного про хозяйственное: чем кормила свинью, какой вес вышел, сколько сала, почем сало.

– Для вас будет сало бесплатно, денег мы с вас не возьмем.

Очень благодарила за прошение и ушла тем же путем, через сад, и на крапиву больше уже не смотрела.

Живешь на хуторе, газеты читаешь, и представляется, Бог знает как далеко находится фронт. Недели не прошло, как написал я прошение, смотрю в окошко, опять по саду в палевом платье идет Дарья Мироновна и с ней зеленый фельдфебель с крестами и медалями. Сад в это время набух, побурел, ивки зазеленелись, комар заиграл.

Благодарят за прошение. Сало принесли, денег не берут и говорят – не за прошение сало, а так, пo-соседству, по-приятельски. Я, конечно, чаем угощать. Чинно сидят за столом огородники, только разговор плохо клеится. О войне он, будто, знает что-то, но, я думаю, ничего не знает. Примусь говорить, что по газетам знаю, – ему неинтересно: я ничего не знаю. Перешли на хозяйство. Они про семена огородные, как и где хорошие семена доставать. Я же рассказываю о постройке своей, что вот как трудно теперь строиться, далеко ли старая плотина наша, трудно ли камень привести – пятачок за камень просят!

– С какой же плотины, – спросил фельдфебель, – вы камень возить хотите?

– С нашей, – говорю, – со старой, вот что в ваш огород упирается.

– В огород упирается, – говорит, – плотина моя.

– Бог с вами, – отвечаю я, – эту плотину еще при царе Горохе мои предки насыпали.

Спокойно говорю, потому что уверен, как я сижу перед ними – так это я, а они – так они. Сосед слушать ничего не хочет, говорит, что еще осенью пень лозиновый выкопал на этой плотине.

– Не знал, – говорю, – не допустил бы.

Он же отвечает:

– А я вам теперь камень не дам.

«Вот, – думаю, – на свою голову выписал!»

И говорю ему резко, что возчики наряжены, посеем овес и примемся за камень.

– Как вам угодно-с, а камня я вам не дам.

– Посмотрим!

И разошлись.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже