Цвет крови

Тем временем они пересекли безлюдные коридоры и, пройдя мимо пустующих лестничных площадок, подошли к боковому выходу из Дворца правосудия. Кау поприветствовал охрану, открывшую дверь, и вышел на улицу. Мормино, пропустив капитана вперед, последовал за ним. Они молча перешли на противоположный тротуар, стремясь оказаться подальше от кричащей толпы, и, дойдя до угла, обернулись. Среди туник, бород и тюбетеек они разглядели мужчину, с виду вовсе не похожего на духовное лицо, которого окружали остальные манифестанты. Он призывал их сообща выкрикивать призывы по-итальянски:

— Мы требуем справедливости! Мы взываем к закону!

— Мы арабы, а не рабы!

— Ислам покарает вас!

— Закон на стороне братьев арабов!

Полицейский и карабинер остановились, всматриваясь и вслушиваясь. Затем Мормино продолжил начатый разговор:

— Все это уже не остановишь. Этот мужчина — главный мулла?

— Да.

— А тебе не кажется это странным? Мы еще не знаем, кто жертва преступления, а арабы вполне уверены, что убийца не принадлежит к их общине. По крайней мере судя по шуму, который они подняли.

— Все может быть. Больше всего меня смущает бессмысленная жестокость убийства. Тем более, к тому времени, когда из этого человека вытаскивали внутренности, он был уже мертв. К чему такое зверство?

— Возможно, они хотели кому-то подать сигнал.

— Кому-то из них? — Кау качнул головой в сторону воющей толпы.

— Когда мы поймем, кому адресовано предостережение, мы узнаем, кто убийца.

— Да или нет. Может быть, все эти события не связаны между собой. Не исключено, что арабы просто воспользовались подходящим моментом, чтобы устроить беспорядки.

Кау протянул руку Мормино, и тот ответил ему не менее энергичным рукопожатием.

— Пожалуйста, сделай для меня копию отчета, который ты должен отдать Де Сантису. Я, конечно, могу прочесть его экземпляр, но удобнее иметь собственный: вдруг что-нибудь придет в голову.

— Да, конечно, — ответил Мормино. — Можно я тоже задам тебе вопрос? Если не хочешь, можешь не отвечать.

— Пожалуйста.

— Я десять лет служу в полиции, но ни разу еще не воспользовался оружием. Какие чувства ты испытываешь, когда в тебя стреляют?

Кау улыбнулся. Он привык к подобным вопросам и во время разговора в кабинете Де Сантиса заметил, с каким выражением Мормино разглядывал его шрам. След, оставленный пулей на его левой щеке, скорее нравился капитану. Шрам остался как память о том времени, когда он бежал по Палермо к мысу Монделло, а потом бросился в воду, всем корпусом устремившись вперед, чтобы не дать прицелиться наемным убийцам из мафии. Рана превосходно затянулась, даже не потребовалось накладывать швы. Шрам не портил его внешность, кожа осталась ровной и гладкой. Он больше напоминал след, прочерченный карандашом, чем серьезную травму, и даже делал лицо более интересным.

— Я пришел к выводу, — снова улыбнулся Кау, — что в таких ситуациях действую автоматически. Когда в тебя стреляют, у тебя нет времени на размышления, главное — любой ценой предотвратить опасность. Ты бросаешься на землю, прицеливаешься, поражаешь цель. И при этом не испытываешь сожаления. Тебя вынудили так поступить. Действие опережает работу мысли и эмоции. Сначала выброс адреналина, потом страх, затем и он отступает. В тот момент, когда ты осознаешь, что выжил, хотя противник приставил пистолет к твоей груди и нажал на курок.

Мормино молча кивнул.

Когда они прощались друг с другом, толпа на мгновение утихомирилась, и наступила минута мертвой тишины. Затем манифестанты с новой силой принялись выкрикивать лозунги.

— Он теперь навсегда будет зависеть от аппарата искусственной почки?

Надломленный голос Клаудии выдавал ее истеричное состояние, пришедшее на смену приступу ярости. Только что доктор Касти сообщил ей, что всю оставшуюся жизнь Лука должен три раза в неделю проходить процедуру очищения крови.

— Но я же не сказал, что навсегда, — попытался успокоить ее Касти. — Ваш муж молод, он в отличной физической форме. Он будет одним из первых кандидатов для трансплантации почки, однако, пока мы не найдем подходящего донора, ему придется приходить на диализ.

За уверенной интонацией, с какой доктор произносил эти слова, угадывалось желание избежать подробных объяснений, но, увы, обстоятельства вынуждали его аргументировать диагноз. Касти старался обращаться именно к Клаудии: молчаливое присутствие Марко смущало его.

Как и все в больнице, он прочел статью в «Воче», посвященную ситуации в подвальных помещениях, и знал, что ее автор сейчас находится перед ним. Ему совершенно не хотелось, чтобы его доброе имя как-то упоминалось в связи с очередной историей о махинациях с наркотиками в операционных. Нефролог был сыт всем этим по горло, тем более что не чувствовал себя виновным в происходящем. Касти даже с удовольствием поблагодарил бы Марко. Ведь в больнице все знали об ужасах, творящихся в подвалах, но сотрудникам приходилось мириться с ними. И вот наконец-то один из журналистов забил тревогу. А теперь он, Касти, именно ему должен сообщить, что его брат приговорен к пожизненному диализу.