Цвет крови – серый

Моя правая рука все еще сжимала страшный подарок предводителя гоблинов, а левая поднялась к лицу Свена, закрыв ладонью его глаза.

– Не смотри! – успел приказать я, а затем лагерь накрыла волна режущего слух предсмертного воя, который заполнил все окружающее пространство.

Тело Свена напряглось, как будто он собирался не только откинуть прочь мою руку, но и броситься плашмя на землю – вжаться в нее настолько, чтобы слиться с травой, став ее частью, которую даже при желании не смогут найти демоны, вырвавшиеся на свободу из нестрашных и глупых сказок нашего детства. Но, совершив над собой поистине невероятное усилие, он все же остался стоять – никто и ничто в этом мире не могло отнять у него священного права погибнуть достойно, как подобает настоящему воину.

Куски расчлененных тел летали по воздуху, словно шапки, подбрасываемые ликующей толпой во время зимнего праздника Солнца, а я все стоял, будто ледяная статуя, не в силах даже закрыть глаза, чтобы не видеть этого непередаваемого кошмара.

Две неподвижные фигуры в эпицентре бушующего урагана, разумеется, не могли остаться незамеченными. Один из гольстерров метнулся к людям, неизвестно какими судьбами оказавшимися в лагере имуров, и уже занес огромную лапу, но в самый последний момент изменил направление удара. «Убейте всех, кого сможете, только не трогайте этого человека», – прозвучал в его ушах приказ госпожи.

Стоящий посреди лагеря имуров мужчина как раз и был тем самым избранником Фасы, которого она приказала оставить в живых.

Огромная лапа все же успела остановиться за метр до цели, проехавшись по земле.

От сотрясения почвы люди упали, причем тот, кого нельзя было трогать, рухнул на второго, случайно накрыв его своим телом.

Гольстерр не стал тратить время на то, чтобы достать всего одного человека. Во-первых, он мог нечаянно ранить того, кто был нужен его госпоже, а во-вторых, вокруг оставалось еще слишком много живых, на которых не распространялись никакие правила и запреты. Поэтому он повернулся и поспешил наверстать время, потерянное из-за этой короткой заминки.

* * *

Адская тварь возникла перед глазами неожиданно. Стремительно увеличивающаяся в размерах лапа чудовища заслонила собой все небо, а затем раздался удар.

Меня подбросило, и уже в полете я успел отстраненно подумать: «Как странно, тело расплющено всмятку, а боли нет...»

После чего голова моя ударилась обо что-то твердое, и сознание провалилось в бездонный колодец, на дне которого меня ожидала маленькая девочка с большой охапкой цветов...

– Странный ты какой-то, – как ни в чем не бывало сказала старая знакомая. – Исчезаешь и сразу же появляешься. Потом опять пропадаешь, кажется, уже окончательно, но – ра-аз-з, – она смешно протянула последнее слово, – и снова ты здесь.

– Для тебя прошла только секунда? – Я сразу же включился в разговор, как будто действительно никуда не пропадал.

– Что такое секунда? – В серьезных глазах девочки не было даже намека на шутку.

– Секунда – это такой крохотный отрезок времени, в течение...

– А что такое время? – Она в который раз с поистине детской непосредственностью перебивала меня, не давая закончить начатую мысль.

– Время... – Я ненадолго задумался, пытаясь подобрать более или менее нормальный ответ на этот странный вопрос. – Наверное, это то, чего нет, но одновременно оно есть.

– А разве так бывает?

Эти вопросы могли загнать в угол даже опытного мудреца, не говоря уже обо мне.

– Нет, наверное, не бывает, но...

– Ты запутался? – Она великодушно кинула глупому мужчине, нелепо барахтающемуся в бурном потоке своих мыслей, спасательный круг.

Я хотел было сказать, что нет, не запутался, а просто не могу объяснить доступным языком хорошо известные вещи, но решил, что не стоит этого делать. Поэтому коротко кивнул:

– Да, я запутался.

Удовлетворенная честным ответом, она перевела взгляд на мои руки, мгновенно сменив выражение лица с любознательно-веселого на печальное:

– Нашел еще одну штуковину?

Я посмотрел вниз – и увидел, что до сих пор сжимаю в кулаке рукоять жертвенного кинжала, на котором все еще оставалась кровь убитого имура.

Мне сразу же стало ужасно стыдно. Как будто я был уличен в чем-то до невозможности гадком. Хотя по большому счету это и было гадко – подобные вещи нельзя показывать ребенку, так как детство не заслуживает, чтобы грязная правда взрослой жизни стекала кровавой каплей с лезвия жертвенного клинка.

– Не нашел... Мне ее подарили, – сказал я чистую правду, одновременно пряча за спину страшный кинжал Мгхама.

– Странный подарок.

– Взрослые вообще странные, – все еще не зная, как загладить неловкость, сказал я первое, что пришло в голову.

– А кто такие взрослые?

Я был благодарен своей собеседнице за то, что она сменила тему разговора, но в очередной раз слегка опешил от странного вопроса.

– Взрослые – это дети, которые со временем вырастают.

– Ты же сказал, что время – это то, чего нет. Как же с ним может что-то вырасти?

– Со временем или без, но дети вырастают, превращаясь во взрослых, – раздраженно ответил я, совершенно запутавшись в этой непонятной и необъяснимой детской логике.