Цвет надежд - зеленый

Это был дельный совет, но Верелиус не мог удержаться, чтобы не привести в пользу вертотона еще один аргумент. Дело в том, что за последнее время участились побеги из тюрем. По словам одной газеты, за прошедшие годы их число перевалило за четыре сотни. Доктор просмотрел годовые подшивки и присовокупил несколько вырезок:

"Заключенный, отпущенный для рождественских покупок, засыпал перцем глаза сопровождающему".

"Грузовик, словно танк, прорвался сквозь тюремные ворота. Троим заключенным удалось скрыться".

"Заключенные взяли штурмом машину, увозившую мусор, и бежали на ней".

"Один заключенный всадил нож в горло тюремщику, забрал у него связку ключей и бежал".

В своем письме правительству доктор доказывал, что вертотон помешает подобным случаям. Зеленого человека не потребуется охранять - от цвета кожи не убежишь. Правительство должно высказать свое мнение.

Как раз в тот день в верхах произошло нечто неожиданное. Глава одного отдаленного государства получил долгожданную возможность продемонстрировать свой демократический образ мыслей. Но в последнюю минуту, почувствовав, что насиженное место заколебалось под ним, он затрубил во все трубы, бросил за решетку пятнадцать тысяч подданных, повелел привести в готовность гильотину и приказал своим послам сообщить, что он перешел в наступление и горит нетерпением схлеснуться с нашим премьер-министром. Правительство узнало об этом в одиннадцать утра, когда все расположились, чтобы попить кофе.

Премьер-министр был изрядно смущен:

- У этого человека деликатности не больше, чем у свиноматки, - пробормотал он, прибегнув к своим излюбленным крестьянским образам. - Как, по-вашему, мне следует поступить?

- Полагаю, что начнутся стихийные демонстрации, - заметил министр юстиции.

- Что-то необходимо предпринять. - Таково было мнение министра внутренних дел.

- А не послать ли нам его к черту? - спросил министр финансов.

- Увы, это противоречит дипломатической куртуазности, ответил министр иностранных дел. - Между мужчинами это еще допустимо, но ведь я женщина.

- Мы обсудим этот вопрос на сегодняшнем заседании, - решил премьер-министр и склонился над селектором.

Вопрос был внесен в повестку дня сегодняшнего заседания восемнадцатым, последним пунктом.

На заседании все, как сговорившись, старались поскорей решить первые семнадцать вопросов. С быстротой, достойной восхищения, докладчики делали доклады, машинистки их перепечатывали, ответственные лица подписывали. Пункт за пунктом редел лес мелких дел. Только и слышалось "бу-бубу", "жу-жу-жу", "да-да-да". Вдруг министр юстиции навострил уши:

- А это еще что такое?

- Одно старое дело, которое обсуждалось в правительстве еще в середине пятидесятых годов. Какой-то врач по имени Верелиус жаждет узнать, осталось ли в силе разрешение, полученное им в то время. Речь идет об опытах с каким-то растительным препаратом, - объяснил докладчик, заглянув в бумаги. - Значительная экономия на содержании...

- Экономия? - воскликнул министр экономики. - Если этот Гиппократ получил когда-то разрешение, его, разумеется, следует оставить в силе.

- Растительный препарат? - заинтересовался министр по охране окружающей среды. - А это представляет опасность для природы?

- Похоже, что нет, - ответил докладчик, снова глянув в бумаги.

- Какое правительство дало разрешение на этот препарат?

- Затрудняюсь сразу ответить на ваш вопрос. Скорее всего, коалиционное. Или... Впрочем, я могу уточнить, если это так важно.

- Если тогда за него было большинство, никто не в силах отменить это решение, - сказал министр торговли.

- Срок действия разрешения не указан?

- Нет, указано только "впредь до..."

- В таком случае разрешение сохранило свою силу. Переходим к следующему пункту повестки дня.

Доктор Верелиус по меньшей мере раз семь прочитал полученный правительственный ответ. Сбывалась его мечта тридцатилетней давности.

В ту пору он был молодым энтузиастом.

А теперь? Он больше не чувствовал себя энтузиастом.

В этот холодный вечер по дороге в тюрьму он размышлял: кто же он, идеалист, мечтающий осчастливить мир? Или человек, преследуемый навязчивой идеей?

6

"Приидите ко мне вси труждающиеся и обремененный и аз упокою вы".

Этими в высшей степени обнадеживающими словами в двадцатые годы приветствовала заключенных Библия, входившая в реквизит тюремной камеры. Они были выведены на титульном листе красивыми завитушками, которые свидетельствовали о том, что о заключенных думали по крайней мере двое: господь бог и тот, кто этими полными любви словами встречал появление заключенных в заведении, чье назначение, выражаясь высоким штилем, было в том, чтобы перевоспитывать и облагораживать человека.