Цвет надежды

Джекоб обнял меня, прижал к себе и гладил мне волосы, пока я рыдала у него на плече.

Когда я наконец совладала с нервами, он взял меня за руку и повел к креслу, подальше от других людей, сидевших в холле.

– Мы сделали кесарево, – сообщил он, – и с малышкой все нормально. Через некоторое время я покажу ее тебе.

Я вытерла нос рукой.

– Слава богу. А что Надия?

– Она снова в интенсивной терапии, – ответил он, – выкарабкалась, но было тяжело. Когда меня позвали, у нее останавливалось сердце, ребенок тоже был на грани, и нам пришлось срочно делать кесарево, несмотря на ее состояние. Через несколько минут после того, как мы вынули ребенка, она умерла, и нам не сразу удалось вернуть ее к жизни. Мне пришлось несколько раз применять шокер. Но она борец, жизнестойкая, это точно.

Господи, спасибо Тебе!

– Она уже проснулась?

– Нет, и опасность еще не миновала. Но я обещаю, что мы сделаем все, что в наших силах.

– Она поправится?

Джекоб замялся.

– Дайана, не буду тебя обманывать. Сердечная функция очень слабая. Тот вирус крепко ударил по ней, да и беременность свое добавила. Если она проживет следующие двадцать четыре часа, шанс появится, но ей точно требуется новое сердце. Я велел моей бригаде немедленно поставить ее на очередь.

– Когда она получит новое сердце? Сколько пройдет времени? – спросила я.

– Это невозможно предсказать. – Он коснулся моего колена. – Пойдем, я отведу тебя к ребенку. Хочешь?

Я кивнула. Он протянул мне руку и помог встать.

* * *

– Она появилась на свет раньше на несколько недель, – сказал Джекоб, – и какое-то время останется в термостате. – Он открыл дверь неонатальной интенсивной терапии. – Но все выглядит неплохо.

Джекоб провел меня в отделение, где в стеклянных инкубаторах лежали новорожденные.

– Она вон там, – сказал Джекоб.

Мы подошли к закрытой стеклянной капсуле. Я посмотрела на свою племянницу и почувствовала, что мое сердце наполнилось радостью и любовью. Мне даже не верилось, что я смотрю на кроху, которая восемь месяцев росла в животе моей сестры.

Для меня начиналась новая жизнь. Этот ребенок навсегда станет частью моего мира. Она будет расти у меня на глазах – сначала любопытная кроха, потом бунтарка-подросток, а затем и женщина. Эта девчушка была моей семьей, и я мгновенно почувствовала связывающие нас родственные узы, я уже знала, что буду всегда любить ее и защищать.

– Какая красивая, – тихо проговорила я. – Похожа на Надию.

– И на тебя тоже, – ответил Джекоб, встретившись со мной взглядом поверх термостата. – Если хочешь, открой одно из окошек и потрогай ее.

– Это ничего? Можно? – спросила я, оглядываясь на сиделок.

– Да. Ей важно услышать твой голос и почувствовать твое прикосновение.

Я открыла маленькое круглое окошко, сунула туда руку и погладила крошечную головку девочки.

– Какие мягкие волосики, – прошептала я с восхищением.

Меня захлестнул восторг. Я дотронулась до ее ручонки, и она схватила меня за палец. Слеза скатилась по моей щеке. Я засмеялась.

Вынув руку и закрыв окошко, я снова встретилась глазами с Джекобом.

– Мне нужно многое рассказать тебе, – неуверенно сказала я. – О Надии, и обо мне, и о нашей вчерашней ссоре.

Я еще не знала, как объясню, что отцом этого ребенка был мужчина, за которого я едва не вышла замуж – тот самый, которого я застигла целующим в лифте Лас-Вегаса другую женщину. И той женщиной была моя сестра.

– У нас много времени для этого, – сказал Джекоб.

Я еще раз взглянула на свою племянницу.

– Мне жаль, что мы не поехали сегодня утром на рыбалку, – вздохнула я.

– У нас и на это будет много времени, – ответил Джекоб.

Но я не была так уверена в этом, потому что, пока молилась коленопреклоненно в темноватой больничной часовне – а Джекоб возвращал Надию шокером к жизни на операционном столе, – я сделала отчаянное обещание.

Если все мои молитвы получат ответ, мне придется выполнять это обещание.

Глава 70

Потом я восемь часов сидела возле Надии и молилась, молилась. Я не знала, могла ли она меня слышать, но все равно говорила с ней и рассказывала про ее прекрасную дочурку, которая ждала свою мамочку.

– Тебе надо проснуться и дать ей имя, – шептала я ей на ухо.

Но она не просыпалась.

Просто не могла.

* * *

К вечеру прилетели мои родители, чтобы помогать мне с дежурством возле Надии. Мы взялись за руки и вместе молились, постоянно рассказывали ей что-нибудь, уговаривали не сдаваться и вернуться к жизни.

Еще я водила родителей к малышке поочередно, чтобы кто-то все время оставался с Надией.

Не оставлял нас и Джекоб. Он часто заходил, проверял состояние Надии и отвечал на все наши вопросы. Я представила его моим родителям и объяснила, что он наш сосед и добрый знакомый, но ни словом не обмолвилась о том, что я успела в него влюбиться за эти недели и что накануне несчастья поссорилась с Надией из-за того, что ее передадут другому доктору. Я до сих пор винила себя за ее сердечный приступ, мне было стыдно за свои резкие слова. Мне нельзя было давать волю своему гневу. Надия была права: надо было больше разговаривать с ней, а не отгораживаться от нее.