Цвет ночи

— Я не стану больше показывать тебе тот… второй свой облик, — произнёс он потусторонним, веющим ледяной неестественностью голосом. — Я знаю, что очень тебя пугаю.

И он должен был быть прав, но…

— Нет, — сказала я, сама не ведая, что творю, — я не боюсь.

Больше не боюсь? Или хочу не бояться? Ответа для самой себя у меня не было.

— Будь собой, — произнесла я.

Константин помедлил, с яркой неуверенностью, которая никак не вязалась с его сущностью, смертельно опасной и ужасающей. Затем я кивнула, и получив подобие разрешения, он, наконец, решился показаться мне.

Прямо сейчас, по своей воле, я смотрела в глаза своим страхам. В знакомые вспыхнувшие рубины вместо его радужек. Как заворожённая, не моргая созерцала облупленную кожу, блестящий в свете лучин гной, ткани оголённых мышц шеи, безгубый рот с тёмными расколотыми зубами, и длинные и острые, словно покрытые серым камнем рога. Но более того — ощущала соприкосновение с костлявой рукой, пальцы настоящего скелета держали мои пальцы. И почему-то не сбежала.

А позволил бы чёрный дух мне уйти? А хотела ли я уходить?

Оторвав ладонь от его плеча, под которым уже не ощущалось живой плоти, я потянулась вперёд, к его лицу и кончиком пальца коснулась его влажной скулы, представляющей собой сплошную открытую рану. Коснулась очень легко, как ни странно — боясь сделать ему больно.

Если бы я была Аленой, я бы поняла это сейчас? Что я должна была почувствовать? Но ровным счётом ничего особенного не произошло. У меня не было тяги к Константину. Ни к одной из его форм, ни к одному из обликов. Отчего-то рядом с ним у меня начинало быстрее биться сердце, но эти эмоции были не симпатией и тем более — не любовью. Но даже если я не нашла ответов на свои вопросы, то я хотя бы впервые смогла посмотреть на него без страха.

Я одёрнула руку и опустила её обратно на плечо. Константин был таким молчаливым и спокойным сейчас, а его лицо — по обыкновению серьёзным. Я отметила про себя, что за время, пока находилась здесь, он ещё ни разу не улыбнулся. В моих же снах, он улыбался постоянно. Там он был мягче, был добрее. Сейчас же передо мной был некто другой, более холодным, более замкнутый, более печальный.

«Я пытался стать прежним, но не смог», вспомнила я его слова. Неужели, близость вечного забвения его так изменила? Близость с бесконечной пустотой? С самым настоящим «ничем»? Или было что-то ещё, что на него повлияло? Наверное, Константин, будучи едва не расщеплённым, перешагнул некую черту подобно тому, как её перешагнула я, человек, очутившийся в мире мёртвых. Оказывается, мы с ним были даже в чём-то похожи. Возможно, он тоже успел побывать на какой-то другой стороне… Хотя, судя по словам Гая, никакой другой стороны после расщепления не было. Конечная форма пустоты. Финальное слияние с тканью вселенной и звёздами. Что если часть души Константина успела кануть в ней? Что если это была как раз её лучшая, самая светлая часть? И теперь от него остались лишь кости и чернота…

Знаю, что мне должен был нравиться Константин. Нет, точнее, не должен, ведь он, так или иначе, похитил меня и хотел причинить вред, но он мог ́ нравиться мне. Против моего желания, вопреки здравому смыслу. Ведь он по-настоящему волновал меня. Моё тело откликалось странными ощущениями на близость с ним. Потому что я каким-то образом видела его прошлое? Потому что в нём — я была близка с ним? Пусть я и не являлась Аленой. Но что-то мне мешало почувствовать к нему нечто светлое. Что-то стояло между нами. И думая об этом, я перевела взгляд в сторону. Он невольно лёг на Яна. Он словно почувствовал, что я посмотрела на него и обернулся. Я встретилась с его голубыми, горящими, приковавшимися к нам глазами. Конечно же, он заметил, что Константин на все сто процентов стал настоящим собой, но спустя мгновение Ян спокойно отвёл взгляд и непринуждённо отправился к сестре.

Я ощутила странный укол вины, но не поняла, за что именно и откуда он вообще взялся. Ещё с минуту мы прокружились в танце с Константином, не проронив друг другу ни слова, а затем рядом с нами выросла фигура его брата, который с вежливостью, свойственной представителю высшей знати, спросил разрешения у Константина украсть меня для следующего танца. Константин, который увёл меня на достаточно долгое время, не стал возражать.