Наконец борец гаворит, Зовут ево как?
Ходжес, Харпо говарит, Бубер Ходжес.
Старова Генри Ходжеса сынок, говорит Мистер __. Жили они на усадьбе старика Ходжеса.
У каторово брат Джимми? Мышка спрашивает.
Именно, Мистер __ говорит. Джимми, братан. Женат на Китмановой девке. У папаши еще лавка скобяная. Знаеш их?
Мышка голову свесила и промямлила чево-то.
Говари погромче, Мистер __ гаварит.
У Мышки щеки покраснели. Опять она чево-то забормотала.
Кто он тебе, Мистер __ спрашивает.
Брат троюродный, она гаворит.
Мистер __ на нее посмотрел в упор.
Отец, Мышка говорит и на Харпо покосилась. Потом в пол уставилась.
Он знает? Мистер __ спрашивает.
Ну да, она говорит. Нас трое у мамы от ево. Еще двое младших.
Брат евоный знает? Мистер __ говарит.
Кажись, да. Он даже, было дело, к нашему дому приходил как-то раз с Мистером Джимми, дал нам всем по монетке и сказал, будто мы все на Ходжесов похожие.
Мистер __ откинулся на своем стуле и осмотрел Мышку с ног до головы. Мышка свои сальные волосы пригладила.
Да, гаворит Мистер __. Вижу сходство. И опять прямо на стуле уселся.
Ну што ж, похоже, тебе и идтить.
Куда идтить? Спрашивает Мышка.
К дяде своему. К начальнику тюрьмы.
Снарядили мы Мышку как белую даму. Платье накрахмалили да отутюжили, заплаток почти не видно, туфли на каблуке раздобыли, правда сбитые малость на бок, зато каблук высокий. Сумочку ковровою, и маленькую библию в черном переплете. Волосья ей вымыли хорошенько, и я уложила их в две косы вокруг головы. Саму ее намыли да надраили, запах от нее пошел как от хорошо вымытово пола.
Чево я ему скажу? спрашивает она.
Скажи, што живешь, мол, с Софииным мужем, и муж ее, мол, говарит, мало еще Софии досталось. Скажи, она над тюремщиками смеется. Скажи, ей там больно сладко живется. Скажи, как сыр в масле катается. Скажи, ей лишь бы не попасть к белым в прислуги.
Милостливый Бог, говорит Мышка, Как у меня язык повернется все это сказать?
Он тебя спросит, кто ты такая, ты ему напомни. Скажи, какая ты была вся в счастье, когда он тую монетку тебе дал.
Уж пятнадцать лет прошло, Мышка говорит, он и забыл, поди.
Пусть он в тебе своих, Ходжесов, признает. Тогда и вспомнит, Одесса говорит.
Скажи, ты лично считаешь, што все должно быть по справедливости. И што с Софииным мужем живешь, не забудь сказать. Энто Шик говорит. И про счастье Софиино, што она в тюрьме, а не в прислугах у белой женщины обязательно вверни.
Я не знаю, говорит борец, по мне так это всё хитрости дяди Тома[2]
.Шик хмыкнула. Ну и што, што дядя Том, говорит, какой никакой, а все-таки дядя.
Бедная Мышка еле домой прихромала. Платье порвано, шляпки вообще нет, каблук на одной туфле сломан.
Чево случилось, спрашиваем.
Признал во мне своих. Вот и обрадовался.
Харпо из машины вышел и к крылечку подошел. Чево же энто такое, люди добрые, говарит. Жену в тюрьму посадили, бабу мою изнасиловали. Взять што ли ружье, да пойтить их всех перестрелять к свиньям собачьим, да здание подпалить.
Замолкни, Харпо, я рассказываю, Мышка говорит.
И рассказала.
Он меня сразу признал, говорит, только я в дверях возникла.
Чево сказал, мы все хором спрашиваем.
Чево тебе надо, сказал. Я ему говорю, пришла мол я, потому как интерес имею, штобы все было по справедливости. Он опять спрашивает, Чево надо?
Я тогда сказала, как вы все мне велели. Будто Софии еще мало досталось. Будто ей в тюрьме не жизнь, а малина, как она есть баба здоровенная. Ей чево угодно, лишь бы только к белым в услужение не угодить. Ежели хотите знать, с тово весь сыр-бор и начался, говарю. Мэрова жена желала, штобы София к ней в прислуги пошла. София ей сказала, мол, даже и близко никаких белых не хочет, не то што в прислуги идтить.
Вот как, говорит он, а сам на меня пялится.
Да, сэр, говорю. В тюрьме-то ей самое то. Только и знает, што стирать да гладить, прямо как дом родной. Шесть детей у ее, вы же небось в курсе.
В самом деле? говорит. А сам ко мне подошел и о стул мой облокотился.
Ты чья будешь, спрашивает.
Я ему назвала маму мою, бабушку, дедушку.
А папаша твой кто, спрашивает. Чьи глаза-то у тебя?
Нет у меня отца, говорю.
Да ладно тебе, говорит. Я кажется тебя раньше где-то видел.
Да, сэр, говорю. Лет с десять назад, я еще девчонкой была, вы мне монетку подарили. Уж будьте уверены, я вам по гроб жизни благодарная.
Что-то не припомню, говорит.
Вы еще к нам заходили с маминым знакомым, Мистером Джимми.
Тут Мышка на нас на всех посмотрела, вздохнула глубоко и чево-то забормотала.
Давай говори, Одесса ей говорит.
Да-да, Шик говорит. Ежели ты нам боишься сказать, кому еще остается? Богу что ли?
Снял он с меня шляпку, Мышка говорит. И велел платье расстегнуть. Тут она голову опустила и лицо руками закрыла.
Боже ж ты мой, Одесса говорит. Дядя ведь он тебе.
Он сказал, кабы он был мне дядей, то был бы грех. А так просто шалость. С кем не бывает.
Она к Харпо повернулась. Скажи, Харпо, говорит, ты любишь меня или мою светлую кожу?
Тебя люблю, Харпо говорит. Мышечка моя. На колени встал и обнять ее норовит.
Встала тут Мышка. Меня зовут Мария Агнесса, говарит.