Как я из дому-то съехала, я только один раз папашу видела. Загружали мы как-то с Мистером __ телегу у магазина с кормами, и тут папаша с Мей Элен. У Мей Элен чулок сползши, и она остановилася подтянуть его. Нагнулася и узел у коленки завязывает, а он стоит и тросточкою по камешкам на дороге постукивает. Кажется, так щас и огреет ее своей тростью.
Мистер __ как их увидел, весь сделался любезный, и к ним пошел руку вперед выставивши, а я мешки в телегу гружу и рассматриваю печати на их. Вот уж не думалось мне тогда, что захочу его увидеть.
Ну так вот, день был ясный, весенний, вроде с утреца прохладный, как бывает на Пасху, да только мы с шоссе на проселок свярнули, видим, вокруг-то все уже зеленое, хотя почва местами еще не шибко прогрелася. На папашиной земли хоть щас сей. Вдоль дороги цветы полевые, лилии, жонкилии, нарциссы всякие, и птицы, как с ума посходивши, заливаются на все голоса и порхают по изгородям, желтыми цветочками увитым, с запахом как у виргинского вьюнка. Такое тут все непохожее на места, по каким мы до тово с Шик ехали, инда мы с ей примолкли. Может, энто я глупости говорю, Нетги, да только показалось мне в тот миг, што даже солнце застыло у нас над головами.
Ага, говарит Шик, очень миленько тут у вас. Ты мне никогда не сказывала, как тут красиво.
Тут и не было красиво, говорю. Што ни Пасха, то наводнение, мы, дети, вечно с простудами, от дома ни на шаг, да и вообще жарища была ужасная.
Как будто щас не жарища, она говарит. Тут мы обогнули холмик, которово я что-то не припомнила, и прямо перед носом у нас возник большой желтый двухэтажный дом с зелеными ставенками и высокой черепичной крышей.
Мне смешно стало. Мы, кажись, не туда свернули, говорю. Энто каких-то белых дом.
Он был такой славный, домишко энтот, што мы заглушили машину, и просто сидели да любовались на ево.
Что это за деревья цветут? — Шик спрашивает.
Не знаю, говорю. Сливы, поди, или яблони, или, может, вишни. А то и персики. Какая разница, коли они такие красивые.
Вокруг дома, и особо на задах, сплошь деревья в цвету. Всюду лилии да нарциссы, и розами все увито. А птиц-то, будто со всей округи слетелось, штобы погомонить на ветвях деревьев.
Смотрели мы, смотрели, и я говорю, Тихо то как. Чай, и дома никово нет.
В церкви, чай, Шик говорит. В такое-то дивное воскресенье.
Нукась давай-ка убираться отсюдова, говарю, покуда хозяева не вернулись. Говарю я это, а сама глазом на смокву кошусь и будто узнаю ее, а тут как раз слышим, машина подъезжает, и кто бы ты думала сидит в машине, как не папаша с какой-то девчонкой, похоже, дочкой.
Подкатили они, он вышел, обогнул машину и дверь распахнул для девицы. Вылезла она, одета умопомрачительно. Розовый костюм, большая розовая шляпа и розовые туфли, а на руке маленькая розовая сумочка болтается. Вышедши, покосились на наш номерной знак и подошли к нам. Она на евоной руке повисла.
Доброе утро, говарит он, поравнявшись с Шиковым окном.
Доброе утро, говарит она медленно, и по ее голосу я могу сказать, что он ей совсем иным представлялся.
Что вам угодно, спрашивает. Меня он не замечает, и коли бы в упор смотрел, все равно бы не заметил.
Шик мне шипит: Это он?
Он, говарю.
Мы с Шик сидим и изумляемся, как он молодо выглядит. Старше, конешно, чем малявка, которая его под ручку держит, пущай она и одета как женщина, однако, никак не скажешь, что у него могут быть взрослые дети, не говоря уж о взрослых внуках. Тут я вспомнила, што он не мой папаша, а папаша моих детей.
Твоя мама что, из колыбели его выкрала? спрашивает Шик.
Да не больно уж он и молодой.
Со мной Сили, Шик говорит. Ваша дочь Сили. Она хотела вас навестить. Вопросы у ей имеются.
Он призадумался малость.
Дети здесь? спрашиваю.
Какие дети? говорит. И хохотнул. A-а, эти, они у матери. Она уехавши, со своими живет. Верно, говорит, ты же застала Мей Элен.
Почему она ушла? спрашиваю.
Он опять засмеялся. Старая стала для меня, я так думаю.
Тут девчонка вернулась и на подлокотник его кресла уселась. Он с нами говарит и ее за руку треплет.
Это Дейзи, говарит. Моя новая жена.
Ого, Шик говорит. Да тебе больше пятнадцати не даш.
Мне больше и нет, говорит Дейзи.
Как это твоя родня тебя замуж отпустила?
Она плечами дернула и на папашу взглянула. А они на ево работают. Живут на земле на евонной.
Я теперь ее родня, говорит он.
Мне так тошно стало, чуть было не вывернуло меня. Нетти в Африке, говарю ему. В миссионерах. Она мне написала, будто вы мне не отец.
Ну да, говорит. Знаешь теперь, значит.
Дейзи на меня смотрит, и лицо у ей такое жалостливое. Вот он какой, скрывал от вас, говарит. Он мне сказывал, што у ево двое сироток выращено, а они даже не евонные были. Я и не верила раньше.