Цвет сакуры красный

Беда подкралась оттуда, откуда не ждали: скука и информационный голод. Темп жизни начала двадцатого века никак не мог удовлетворить людей начала двадцать первого. Им казалось, что все вокруг ползут, словно черепахи, никак не желая понять, что все нужно делать быстрее, успеть побольше, ведь жизнь-то – не вечная! Всеволоды несколько раз вынуждено пускали в ход кулаки – даже старший оскоромился, когда увидел четверых слесарей, заворачивавших ОДИН болт. Собственно, заворачивал его, разумеется один из них, а остальные, сгрудившись вокруг, давали советы и ценные указания. Когда же Волков-старший спросил, почему они не занимаются своими делами, ему ответили, что все успеют и вообще – торопиться некуда: до конца смены еще далеко. И посоветовали заниматься своим делом, а к рабочему люду не цепляться – не те уж времена. Разумеется, все реплики пролетариев были густо пересыпаны фольклорными эпитетами и русскими народными оборотами. Результатом столь содержательной беседы стали три выбитых зуба, два вывихнутых плеча, порванное ухо и товарищеский суд. На котором инженер предоставил расчет: чего и сколько недосчиталась Советская Власть от таких вот неторопливых работников. Представитель районной парторганизации за голову схватился, услышав итоговую цифру: «Двадцать тысяч рублей ежемесячно». 

Волкова оправдали, лентяям дали по шапке, товарищу Власову поставили на вид[2], но практически ничего не изменилось. Разве что, заметив приближение старшего Всеволода, рабочие мгновенно прекращали болтовню, перекуры и старательно изображали кипучую деятельность. В основном поменялось что-то лишь на участке младшего Всеволода, где собрались бригады, состоявшие по большей части из молодежи. Эти взялись за дело так рьяно, что мастер Волков В.В. постоянно упоминался в сводках не только по заводу, но иногда его фамилия присутствовала и в бумагах ВСНХ.

Но работа не до конца помогала в борьбе со скукой и уж никак не спасала от недостатка информации. Репертуар Ярославского театра Волковы пересмотрели весь, кино было еще немым, а это, выросшим на цветном и широкоэкранном, казалось просто какой-то карикатурой. В некотором смысле помогали пресса и радио: отец и сын выписали «Правду», «Известия», «Большевик»[3], «Daily Worker»[4], «Workers' Life»[5], «The Communist»[6] и «Сэкки»[7]. Разумеется, получали они и отраслевые издания, но… они-то как раз им были не слишком интересны: многое там трактовалось неверно, а некоторые теории вызывали просто смех…

И они постоянно слушали радио, причем не только Советское, но и зарубежное: англоязычные передачи позволяли лучше понять картину происходящего. А понять требовалось многое…

В 1921, вернувшись из заграничной поездки, принц Хирохито стал регентом Японии вместо своего постоянно болеющего отца. В недобрый час принял он власть: в Стране Восходящего Солнца все сильнее и сильнее разгорался огонь социалистической революции. Прошло чуть более полугода с этого назначения, когда разрозненные марксистские, анархические и другие леворадикальные организации объединились в Коммунистическую партию Японии и взяли курс на присоединение к Коминтерну. А уже на Четвертом Конгрессе Коминтерна Японскую Компартию представляла внушительная делегация, сопоставимая по численности с делегацией из Германии.

На пленуме Исполкома Коминтерна был поднят вопрос о расширении советской помощи зарубежным коммунистическим партиям, с целью свершения социалистических революций. Делегаты говорили и о надвигающейся опасности фашизма: буквально за неделю до Конгресса Коминтерна в Италии состоялся знаменитый «поход на Рим»[8]. 

Особенно жаркие прения разгорелись при выборе точки приложения сил. Тут мнения разделились. Троцкий, Радек[9], Зиновьев[10] и, разумеется, делегаты немецкой Компартии стояли за скорейшую организацию восстания в Германии. Их поддержал делегат от польской Компартии Прухняк[11], требовавший попутно и советизации Польши. Ленин, Куусинен[12] и Шмерал[13] возражали, доказывая, что Франция и Англия никогда не отдадут Германию коммунистам. «Не за то они воевали, чтобы вот так взять и за здравствуйте отдать!» – отметил в своих записках Дмитрий Мануильский[14]. Именно тогда впервые прозвучала робкая просьба Сэн Катаямы, о предоставлении помощи молодой, но вполне боевой японской Компартии. Однако тогда на эту просьбу практически никто не обратил внимания…

В сентябре 1923 г. Исполнительный комитет Коминтерна принял окончательное решение о восстании в Германии. Планировалось вооружить от пятидесяти до шестидесяти тысяч рабочих в Саксонии и Тюрингии. В качестве главной угрозы восстанию рассматривались крайне правые силы в Баварии, позиция же Рейхсвера предполагалась скорее нейтральной.  В Германию было послано оружие и валюта на сумму более четырех миллионов долларов США. Военная комиссия ЦК РКП(б) разработала план мобилизации Рабоче-крестьянской Красной Армии на случай вооружённой помощи германскому пролетариату и создания для этой цели двадцати новых дивизий.