Цвет сакуры красный

- Сказал, что грешно смеяться над убогими, – хмыкнул бывший сержант и вдруг рявкнул, – А ну, духи, жрать! Все, до донышка! В армии нагрузки – не в поле с косой баловать! Без жратвы ослабнете, и мне что – на горбу вас таскать?! Еда не обязана вкусной быть, она питательной быть должна! – В этот момент ему вспомнились рассказы отца о «деликатесах» Советской Армии: «бигусе» из перекисшей капусты и картошки и «белом медведе» – вареном сале, на шкуре которого кое-где оставалась щетина, и он буквально зарычал, – ЖРАТЬ, Я СКАЗАЛ!!!

Яростный рык оказал на всех магическое действие. Японцы дружно, словно их дернули за невидимые ниточки, отвернулись, а советские судорожно схватились за свои, вытащенные из-за голенищ новых сапог, ложки и накинулись на неизвестную еду. Они давились, глотали не жуя, но, в результате, расправились с обедом даже быстрее своих товарищей из страны Восходящего Солнца.

- А паренек-то – молодец, – заметил один из надзиравших за порядком в столовой командиров. – Крепко своих в руках держит. 

- После Торжественного Обещания[17] смело можно два треугольника в петлицы дать, – кивнул головою другой. – А если еще и в подготовке себя покажет – так и все три[18]…

И побежали дни военной службы. Подъем, зарядка, построение, завтрак, построение, развод, учеба, работы по территории и хозяйству. Построение, обед, занятия японским языком, снова учеба, построение, ужин, построение, отбой – вот основные вехи всех армейских дней, так хорошо знакомых всем, кто пробовал хлебать из армейской миски и совершенно непонятные штатским. К собственному несказанному изумлению Волков чувствовал себя, словно рыба в воде – так, словно вернулся домой, в свое время.

Две с половиной шестидневки новобранцы зубрили Присягу, которая здесь почему-то именовалась «Торжественным Обещанием» («Еще одно дурное отличие от нашей реальности», – решил Всеволод), и бывший сержант только посмеивался, глядя на жалкие потуги своих товарищей. Он-то – сын другого времени, выучил нехитрый текст в первый же день, и, интереса для, принялся заучивать его же на японском языке. С этой задачей он справился за пять дней, после чего еще целый день скучал, дремал с полуоткрытыми глазами и, не выдержав пытки скукой, доложил политруку роты, что выучил все и просит дать ему хоть какое-нибудь занятие. 

Политрук Ивашев, памятуя, как сам когда-то так и не сумел выучить текст за целых десять дней, Волкову не поверил, а потому велел доказать его слова. Услышав текст на двух языках, он чуть было не проглотил только что раскуренную папироску и еле сумел выдавить:

- В оружии разбираешься? Пулемет знаешь?

В комсомольском клубе кимовец Волков несколько раз разбирал и собирал станковый «максим», но ручной пулемет видел только на картинках, о чем совершенно честно и сообщил Ивашеву. Тот лично отвел Всеволода в оружейную и передал новобранца старшине роты, сопроводив действие приказом:

- Займитесь с товарищем Волковым пулеметами, товарищ Сазонов.

Старшина – мужчина под тридцать, к изумлению недавнего сержанта, в ответ просто кивнул головой. И окончательно добил Всеволода тем, что просто сунул тому в руки ДП-27 и сообщил:

- Валяй, занимайся. Чего будет непонятно – спрашивай.

«Если вот это, б…ь – не демократия, то мне очень интересно: а что, б…ь, такое – демократия?! – размышлял Волков, возясь с пулеметом. – А что, интересно, этот Сазонов скажет, если я пострелять попрошу?» Силен дьявол любопытства! Промучившись с полчаса Всеволод не выдержал и озвучил свою просьбу. Старшина с любопытством посмотрел на парня и спокойно произнес:

- Ну, пошли. Пулемет с собой бери…

Оказалось, что для «пострелять» всего-то требуется найти командира учебного взвода Ямадзаки. Тот как раз собирался вести на стрельбище команду новоприбывших японцев и не отказался прихватить с собой еще одного бойца. Чем окончательно вогнал бывшего сержанта Волкова в состояние легкого ступора…

На стрельбище Всеволода сперва заставили снарядить диск, а потом Ямадзаки отвел его к огневому рубежу и, коверкая слова, по-русски предложил попробовать себя в нелегком ремесле пулеметчика, пояснив при этом, какие мишени надо поражать.

- Я буду тебе называти цери, – закончил наставления Ямадзаки. И махнул рукой, – Дзенпо-ни![19] 

Волков показал отличный результат. Правда, товарищ Ямадзаки, еще два года назад бывший школьным учителем, очень удивился тому, что новобранец, не пробывший в армии и одного месяца, прежде чем поразить очередную цель, четко произносил: «Вижу!», уверенно брал поправки на дистанцию и ветер, и короткие, экономные очереди дырявили мишень за мишенью…

Вечером, за чашкой чая Ямадзаки сказал своему товарищу, командиру роты Цуда, об удивительно парне-пулеметчике.

- Малого меньше месяца, как призвали, а с пулеметом управляется, точно опытный каллиграф – с кистью. Я сперва пожалел, что мой лучший пулеметчик Миура сегодня в наряде. Хотелось их рядом поставить: пусть бы Миура поучил парня, как должно владеть оружием, а теперь вижу – Миуре повезло. По сравнению с этим Ворокофу, Миура, как пулеметчик – просто мидзуноми яро[20]!