Цвет сакуры красный

- …Прикинь «стечкина» своего из кобуры минут пять тащил, все вытащить не мог. А когда вытащил, как посмотрел на него – хера ли с тебя толку, товарищ АПС? – Отец махнул еще одну запотевшую стопку, загрыз хрустким огурцом и грустно усмехнулся, – Ты ж, товарищ мой огнестрельный, даже в самых смелых своих фантазиях и до половины расстояния, что до снайпера, не добьешь. Он ведь, гнида, может метрах на восьмистах работает, а я тут… Так что проку от тебя – только застрелиться. В чем никакого смысла не наблюдается: я ж и так кандидат в двухсотые… И вот ведь лежишь, и понимаешь, что ты – мишень. Которая и огрызнуться-то толком не может. Это-то, Севка, самое страшное…

В тот раз с отцом все кончилось хорошо, а не то расти бы юному Волкову сиротой, но после такого рассказа Всеволод изо всех сил отбрыкивался от такого замечательного оружия, как Федоровский автомат. Нет, он все понимает: и что это – первый настоящий серийный автомат, и что лишняя единица автоматического оружия во взводе лишней не будет, и что приказ есть приказ. Только дайте ему лучше ДП-27, он себя с ним чувствует увереннее. Да и пользы от него в бою точно больше. Ну, и что? Покивали, посмеялись, согласились, что творение конструктора Федорова далеко от совершенства и… всучили-таки.

Про наган и говорить нечего. Спуск тяжеленный, считай два кило – как с куста, ход у спуска длинный – самовзвод же. А уж про перезарядку вообще лучше помолчать. Это кто ж такую хрень придумал, чтобы боевое оружие по одному патрону заряжать, а потом еще и гильзы стреляные по одной выбрасывать?! Видно, крепко товарищ Леон Наган[9] русских офицеров не любил, если такую херню им спроворил! И добро бы ничего другого не было, так ведь есть! Есть! Кидзиро Намбу[10] – хороший человек, хоть и генерал! – разработал еще в двадцать пятом году классный пистолет. Который потом переделали под маузеровский патрон. Ну, который для ТТ[11]. Красавец пистолет! Удобный, «целкий» и в руке как влитой лежит. Вот у их комбата такой. И у ротного из третьей роты. Да что там! Даже у интендантов такие есть. А ему этот семизарядный кошмар выдали!..

- …Командиры взводов! К командиру роты!

Всеволод ускорил шаг, но на бег срываться не стал. Приучен уже. В той, прошлой будущей армии. Правило простое: как окажешься в зоне видимости начальства – переходи на бег. Так что пробежал он всего десяток шагов и встал перед комроты Хутояровым. Первым, несмотря на то, что не слишком-то торопился…

Хутояров обвел взглядом всех взводных выстроившихся перед ним, обратил внимание на то, что Амакасу и Дубов слишком бурно дышат после небольшой пробежки, скривился и буркнул: «У, клячи! Почему Волков не запыхался, хотел бы я знать?» Но тут же достал из планшета карту, лицо его стало сосредоточенным, и он жестом подозвал командиров к себе:

- Вот тут, – палец с обкусанным ногтем ткнул в квадратик, обозначавший населенный пункт, – деревня Ванцзягоу. Это исходный рубеж. Вот тут – Хоупацзяцзы. Белокитайский опорный пункт. Как видите эти деревни разделяет ручей. Неглубокий и не широкий, но переправа через него затруднена. Берега болотистые, дно топкое. Но руслом пройти все-таки можно. Особое внимание уделяем левому флангу. Волков! Поручаю его тебе! Сверим часы, товарищи… – Тут Хутояров запнулся: он не знал, есть ли у кого-то из его взводных часы? Но тут же сообразил и выпалил, – Сигнал к атаке – две зеленые ракеты. Ориентировочно, в шесть - ноль-ноль. По местам, товарищи…

…Надсадный грохот орудий оглушал и точно выворачивал наизнанку. Всеволод лежал на мерзлой земле среди хрустких стеблей гаоляна и ждал, когда кончится артподготовка. А еще размышлял: как он поведет себя в атаке? Откровенно говоря, небольшое удовольствие – бежать по мерзлому полю туда, откуда лупят вражеские пулеметы. Нет, ему приходилось бегать под выстрелами и здесь, и тогда, в другом времени, но ведь одно дело – мелкими перебежками, то прижимаясь к стенам домов или высоким, похожим на крепостные стены заборам, то припадая к земле, вжимаясь в каждую ложбинку или впадинку. Это более-менее привычно, и даже почти нормально. Но сейчас ему предстоит бежать в толпе таких же как он, а с той стороны по ним откроют огонь из всего, что может стрелять. Волков слегка передернул плечами: ты бежишь, а навстречу тебе мчится слепая смерть. Слепая – вот что особенно паскудно!

От этих мыслей он чувствовал себя омерзительно. Чуть подобрав обшлаг шинели, Всеволод взглянул на часы. Минутная стрелка будто застыла, а секундная бежала так медленно, словно сама не хотела приближать начала атаки. Волков вдруг вспомнил, что ни в одном из своих очень редких рассказов о войне, отец никогда не упоминал ничего похожего на что-то, хотя бы отдаленно похожее на то, что его сейчас ожидает.