Цвет сакуры красный (СИ)

Всеволод-младший взглянул. В горло ткнулся кисло-сладкий ком: у лежавшего перед ним человека грудь была разорвана двумя попаданиями. Во время армейской службы ему приходилось стрелять, возможно он даже попадал, да и трупы тоже видел, но вот так, только что убитого им самим человека…

— Мутит? — спросил отец спокойно. И сам себе ответил, — Мутит. Это нормально, сын. Это сейчас пройдет. Иди, кофейку глотни, а потом мы их распотрошим и отправим в последнее плавание.

— Зачем потрошить? — с трудом выдавил из себя парень.

Волков-старший коротко хохотнул:

— Ну, хотя бы на предмет ништяков разнообразных. Вот, кстати, — он протянул сыну отобранный пистолет. — Посмотри-ка на этого зверя. Башку на отруб: такого ты никогда не видел.

Волков-младший взял оружие, повертел в руках:

— Лахти[9]? — поинтересовался он небрежным тоном знатока.

— Да нет, мелкий, это ты пальцем в небо попал, — отец засмеялся так легко и весело, как будто и не лежали рядом два трупа. — Это экземпляр весьма редкий и в наших широтах почти не встречающийся. Можно сказать, занесенный в красную книгу. Это, Севка, Веблей-Скотт[10].

Рассказывая все это, он аккуратно разрядил пистолет и выщелкнул из обоймы один патрон себе на ладонь. Повертел в пальцах, разглядывая и так, и эдак…

— Любопытный патрон, — произнес он, наконец. — Девять миллиметров, довольно длинный, но не «Парабеллум». Это кто ж у нас такой будет?.. Ладно, потом разберемся, — махнул он рукой. — Пошли кофе пить, пока совсем не остыл…

После завтрака, во время которого нормально ел только отец, а сын едва-едва заставил себя проглотить пару печений, было решено наплевать сегодня на уток, и вплотную заняться изучением двух маньяков, решивших на свою голову напасть на дичь, оказавшуюся им не по зубам.

— Между прочим, — заметил Волков-старший, отхлебывая из кружки, — очень любопытно: кого эти уроды ограбили до нашей эпохальной встречи? Пистолетик не то, чтобы уникальный, но и особо распространенным его не назовешь. И если вдуматься, то для оружия почти столетней давности выглядит он весьма презентабельно.

— Коллекционера какого-то обнесли, — согласно кивнул младший. — И рвали с добычей в Финляндию…

— Вряд ли, — покачал головой отец. — Багажа при них — кот наплакал. Что ж они — только этот и взяли? Сомнительно…

— А если спрятали где-то?

— Опять не сходится. Они с добычей когти рвут и вдруг на нас отвлекаются. Нахрена?

Волков-младший задумался. Действительно, неразумно как-то…

— Папань, а чего ты этого, ну… который еще живой был, спрашивал, откуда они сбежали? С чего ты взял?

Старший допил кофе, закурил:

— А ты не заметил, что одежка у них какого-то сильно устаревшего фасона? Так, пожалуй, только в зонах теперь одевают.

Сын снова кивнул, соглашаясь, и внутренне радуясь тому, какой умный и наблюдательный у него отец…

— Ну, ладно, пора заняться личным досмотром наших новых, но — увы! — таких неразговорчивых знакомых. Пошли, сын!..

Минут через тридцать Волковы стояли над двумя раздетыми покойниками и с удивлением и непониманием смотрели друг на друга. Перед ними на расстеленной отцовской плащ-палатке лежали найденные вещи, которые собственно и повергли их в недоумение. Два вещмешка, две фляжки, перьевая самопишущая ручка, странный карандаш с металлическим колпачком, двое часов, портсигар, коробка папирос, спички, револьвер, который старший определил, как Веблей Mk. VI[11], россыпь патронов для револьвера и пистолета, несколько увязанных бечевой пачек устаревших, но удивительно свежо выглядящих советских, британских и американских купюр, столбушок из пятнадцати золотых советских червонцев, завернутых в пергаментную бумагу, два ножа, производивших впечатление самодельных, но несомненно фабричного производства, жестяная банка непонятных консервов, пачка столь же непонятных галет и, наконец, стопка бланков разнообразных удостоверений, справок, каких-то непонятных аттестатов и тому подобной бюрократической макулатуры. Причем все документы имели печати и подписи, а вот имен тех, на кого они были выданы не наблюдалось…

— Папань, а я чего-то не пойму, — задумчиво сообщил сын, вертя в руках здоровенные наручные часы. — Где у них заводная головка?

— Они ключом заводятся, — отстраненно заметил отец, вертя в руках содранные с одного из покойников брюки-галифе. — В часовом кармашке искать надо… Слушай, мелкий, а кому это в голову пришло ширинку делать на настоящих роговых пуговицах? Не пластмассовых, а именно роговых. Это товарищ так аутентичность соблюдал?

Волков-старший бросил галифе наземь и поднял следующие, поднес к глазам, разглядывая…

— Хрен знает что, сын, — сообщил он после минутного молчания. — Никаких лейблов, этикеток или еще чего. Господи, эти психи, что, в ателье одевались?

Сын не ответил. Он, перебирая всю пачку, одну за другой внимательно рассматривал бумаги. Закончил, пошевелил губами и произнес:

— Папань, а тут крайняя дата — весна двадцать девятого года. И все в СССР и РСФСР выданы.

— И что? — поинтересовался тот, но тут же в глазах его блеснуло понимание.