Цвет страха. Рассказы

Очень не любят – ворующих у «сохатников» хлеб, сигареты, сахар – «крысятников»: их бьют.

Совсем беда – «бомжи»: грязь, вонь от них; сами на зиму в «крытку» лезут.

Ты и будешь таким, каким нужно быть: тут надо уметь себя давить. Кто не может себя давить – бьют.

–– Или ломись из хаты, или делай, что скажут!

Если бьют – не заступаться.

Держись – знакомых.

Три тут, вообще-то, способа сосуществования: «общак», «семейка» и «каждый за себя». Уж что тебе выйдет…

…Тебе, по ходу твоего дела, устроят свидание или с женой, или с родителями: лишь бы ты только расписался в той бумаге, где о том, за что, мол, ты тут – и вмиг свидание, конечно, прервут… Ни «браслеты», ни пинок тут у «кобылы», ни перекидка из «хаты» в «хату», ни «гонка по этапу» не проняли тебя, не проняли… Тебе, по ходу-то твоего дела, могут и сказать, что вот, мол, у тебя ведь дочка, а в городе недавно было большое автодорожное происшествие…

Не верь, не бойся, не жалуйся! – заповедь и есть заповедь!..

Как тебе, вместе со всеми, весело, когда только что привезённый, невидимый, закричит на улице где-то на дворе:

–– Тюрьма-старушка, дай кликушку, не простую, воровскую!

Из каких-то «хат» будут слышаться разные имена:

–– Утюг!

Новенький крикнет, что выбирает такое-то, – и запоёт в благодарность…

Или по «маляве» узнаешь со всеми, что собирается «этап» в такой-то «хате» и просят помочь. Тут тоже надо «ломиться» в дверь:

–– Передайте смотрящему!

«Этапникам» отдают кто чего может: сигареты, одежду, обувь – не зная, то есть, кому…

Не любят тут, когда говорят «пожалуйста», «спасибо» – ни друг другу, ни хотя бы той же симпатичной «пупкарше»…

Но есть традиция – и дарят «марки»: рисунки добросовестные на материи величиной в носовой платок; пастой разноцветной – корабли, цветы, соборы, змеи, бабы, иконы; их на личные праздники передаю по «дорогам»!..

Любят – во всём соревноваться: отжиматься, подтягиваться, играть – играть во что бы то ни было!..

«Тюху» ту белую без корок разминают, добавляют чуть сахару, мнут-мнут-мнут; ещё делают из простыни, вытягивая нити, «тёрку», трут по ней, получается комок для лепки фигур шахматных; для чёрных – прежде добавляют пепел от сожжённых сигаретных пачек; так же – и шашки, чётки; высушишь – пластмассовые они будто…

Чётки не только из хлеба, а ещё из перепиленных на кубичики щёток зубных разноцветных, из одноразовых разноцветных зажигалок. Чётки на нитке в пальцах мечут, постоянно мечут, мечут, беспрестанно, наркоманно: злятся – мечут, радуются – мечут!..

Только бы тебе тут не заболеть… Есть при «крытке» помещение – «больничка: рукомойник, бачок с испражнениями – «параша», её раз в сутки выносят, койки, словно в казарме. Но вот однажды одному твоему «сохатнику» сделали там операцию, а в «хате» у него шов на животе разошёлся, несколько дней он сидел на корточках, держал ладошками внутренности свои, чтоб они не вывалились из живота, в «больничке» той же через несколько дней и помер…

Ты выпросил раз полтаблетки аспирина, так санитарка добавила к ней такую вторую:

–– Для вас одно лекарство – дубина и «Черёмуха».

Есть при «крытке» какая-то специальная группа в зелёных пятнистых одеждах – тоже из тех, кто ходит сюда сам: они в масках – словно в чёрных колготках, натянутых на лица, с дырами для глаз и рта – то в той, то в другой «хате» бьют.

Весь «продол» тогда «ломится», за «продолом» – весь корпус:

–– Прекратите бить!

То же, поверь, и так же, поверь, будут кричать-«ломиться» и тогда, когда будут бить тебя, но тебе, поверишь, будет не до того: будут ведь бить тебя в кровь, лежащего, ногами, по всему телу, зло материться:

–– Лежать!

А потом поволокут куда-то по каким-то проходам, лестницам волоком…

Это будет в тот раз, когда ты случайно окажешься в «хате» с теми, кто вернётся с суда после приговора пьяный и раздерётся между собой.

На другой день, однако, придёт к тебе, по ходу твоего дела, один из тех, кто ходит сюда сам:

–– Мало тебе! Не пошёл в сознанку?!..

Ты ему скажешь так:

–– Убей меня!

Месяца через два вызовет, по твоей просьбе, тебя к себе в «больничку» врач:

–– Покажите побои…

Приспособишься ты не только ходить на «дольняк», выражаться по-тутошнему, но многому другому…

Вот однажды в твоей «хате» один вернулся со «слежки», лёг на «шконку»:

–– До свиданья, ребята! – И лезвием из «мойки» себя по горлу.

Ты и все и всё вокруг – в крови. Тебя за это – в карцер. На улице, по тому времени года, зима, мороз, в карцере на окошке решётка есть, а стекла – нет. Снимешь ты майку с себя, помочишься на неё, выжмешь, прижмёшь её, мокрую, к решётке, подержишь, чтоб она примёрзла, будешь потом дышать двое суток паром в каменном мешке, два шага на три, ходить в дыру, откуда лезут крысы; покормят тебя тут лишь раз; спать ты не сможешь сам, сидеть – тебе не дадут: рано утром «шконку» пристёгивают к стене… Двое суток и будут разбираться с той «мойкой».

А если в самом деле есть, за что бить, то бьют так: через каждые два часа врач только заглядывает: жив?..