Он также заметил, что у нескольких человек из высшего руководства – тех же Хрущёва, Косыгина, Устинова, и у нескольких учёных – Келдыша, Королёва, Курчатова изредка проскакивают странные фразы, понятные, казалось, только им. Чего стоила услышанная им недавно от Хрущёва фраза: «Просрали все полимеры!», – при том, что в быту все обычно говорили «пластмасса», да и вопрос к химическому производству отношения не имел. При этом Косыгин, Устинов, Келдыш, Курчатов в таких случаях не просто смеялись, как остальные, а как-то по-особенному понимающе переглядывались.
Хрущёв на каждом совещании уделял массу внимания вопросам безопасности на строящихся атомных лодках, вникая в мельчайшие технические подробности. Вплоть до личного изучения схемы открытия / закрытия кранов при пользовании гальюном. (Не такая простая процедура, как кажется сухопутному человеку)
Келдыш принёс Курчатову свёрток недавно освоенного промышленностью пузырчатого упаковочного полиэтилена и научил каждый день по несколько минут давить пальцами пузырьки, сказал, что это успокаивает нервы. Кузнецов попробовал сам – оказалось, действительно успокаивает.
И чем дольше он присматривался, тем больше убеждался, что существует что-то общее между ними. Словно этих людей связывало некое тайное знание, лежащее на них тяжким грузом. Они изо всех сил тянули страну за уши вперёд, в будущее.
Совещание Научно-Технического Совета СССР, посвящённое подводным лодкам с баллистическими ракетами, сильно затянулось. Многие из присутствующих уже нестерпимо хотели покурить, а то и пробежаться в конец коридора. Хрущёв, не переносивший табачного дыма, на совещаниях курить не разрешал. Чувствуя, что люди устали, Никита Сергеевич предложил прерваться минут на 10-15.
Гремя стульями, все с облегчением встали. Зал заседаний Президиума ЦК, где Хрущёв обычно собирал НТС, ненадолго опустел. И адмирал решился:
– Товарищ Первый секретарь, прошу разрешения задать вопрос.
– Да что вы так официально, Николай Герасимович, спрашивайте, конечно, – Хрущёв устало потёр виски и взглянул снизу вверх на стоящего перед ним военно-морского министра.
– Никита Сергеич, думаю, если бы я знал всю правду, моя работа как министра и руководителя военно-морского ведомства была бы более эффективной, – как обычно, прямо и без обиняков сказал Кузнецов.
– Вы о чём, Николай Герасимович? – спросил Хрущёв.
Кузнецов быстро и сбивчиво поделился с ним своими впечатлениями.
– Такое ощущение, что многие вокруг что-то недоговаривают, – пояснил он. – Что-то ключевое, без чего я не могу уловить суть. Вот, например, эта история с парогенераторами. Откуда вы в 1954-м году знали, что нержавеющая сталь в тех условиях будет трескаться? Ведь ни одного опыта не было проведено? А эта история с системами аварийной проливки реактора? Вы настояли, чтобы до загрузки активной зоны реактора системы испытывались реальной проливкой. Почему? А это веретённое масло в гидросистеме – сколько раз вы про него поминали на совещаниях? Вот я и говорю – расскажите мне ВСЮ правду! Мне будет проще делать свою работу, ведь не для себя же стараюсь!
Хрущёв поднял голову и внимательно посмотрел на адмирала, рассматривая его так, словно видел впервые.
– Задержитесь после совещания, – ответил, наконец, Никита Сергеевич, и, нажав кнопку селектора, сказал Шуйскому: – Григорий Трофимыч, Серова вызови ко мне... к 17.00.
Кузнецов едва дождался окончания затянувшейся встречи. Первый секретарь отпустил всех, адмирал задержался. Щёлкнул селектор, голос Шуйского доложил:
– Прибыл товарищ Серов.
– Пусть зайдёт.
Дверь открылась, вошёл председатель КГБ.
– Садись, Иван Александрович, – Хрущёв указал ему на стул напротив адмирала. – У нас тут ситуация как с Устиновым. Товарищ адмирал вывел проклятых масонов на чистую воду.
– Простите... каких масонов?? – Кузнецов изумлённо посмотрел на Первого секретаря.
– Что скажешь о товарище адмирале, Иван Александрович? Как считаешь, умеет он хранить «Тайну»? Уж очень прямой у него характер... – продолжал Хрущёв.
– Товарищ Первый секретарь, у меня допуск к документам «Особой важности»...
– Да, да, знаю, конечно, – покивал Никита Сергеевич. – Но тут случай куда серьёзнее, чем любые документы «Особой важности». Так как, Иван Александрович?
– Думаю, товарищу Кузнецову можно доверить информацию технического характера, – строго ответил Серов.
– Ну, ты же понимаешь, что по её характеру и количеству он всё равно обо всём догадается, и начнёт задавать вопросы, как Королёв в своё время.
– То есть, красный уровень? – прямо спросил Серов.
– Красный.
Ничего не понимающий Кузнецов переводил взгляд с одного на другого. Серов молча расстегнул портфель и достал бланк подписки о неразглашении. Но бланк был ярко-красного цвета, с крупным грифом «ТАЙНА». Военно-морской министр, адмирал флота Советского Союза никогда ещё не видел ни подобного грифа, ни такого бланка.
– Что это? Ещё один уровень секретности?
– Так точно. Разглашение карается смертью. Без суда и следствия, – на лице Серова не было ни тени улыбки. – Сам пристрелю, лично.
Кузнецов слегка побледнел, но ответил твёрдо: