Цвет убегающей собаки

— Теперь мать не разрешала даже имя бывшего мужа произносить в своем присутствии, хотя всегда принимала его щедрые денежные переводы, которые он посылал через адвоката. — Мой собеседник опять откашлялся и смущенно улыбнулся. — Понятно, что воссоединение отца и дочери спустя долгие годы задело брошенную жену. Сын, а он моложе Нурии и совершенно забыл отца, взял сторону матери.

Я открыл было рот, чтобы хоть начало вопроса сформулировать, но выяснилось, что мне абсолютно нечего сказать.

— Вот и все, чем я могу с вами поделиться. Что касается ваших с Нурией отношений, это не мое дело. Помочь ничем не могу, хотя и хотел бы. Подобно своему отцу, Нурия и раньше исчезала бог весть куда. И не раз. Может, унаследовала склонность к скитаниям. Короче, понятия не имею, где она сейчас находится.

Я откинулся на спинку стула и, знаком подозвав официанта, заказал рюмку коньяку. Десять минут трезвости утратили привкус новизны.

Но оказалось, адвокат не закончил. Имелась еще одна тема, связанная с нынешней моей ситуацией. Он «переключил скорость» и чуть ли не в эпической манере заговорил о катарах. Я почти не слушал, безуспешно пытаясь переварить полученную информацию.

— Вообще-то история катаров кажется мне чрезвычайно интересной, — говорил он. — У меня есть для этого личные основания, с которыми вы, Лукас, можете считаться, а можете и не считаться. Вдруг вы предпочтете забыть всю эту историю. Но если вы решите заняться историей катаров, — или, точнее, вопросом своей причастности к катарам или к Раймону Гаску, на чем настаивает Поннеф, — свяжитесь со мной, и я постараюсь помочь.

Он передал мне свою визитку. Из нее явствовало, что нового моего знакомца зовут Ксавьер Видаль-и-Вилаферран, он носит титул барона и живет в районе Экзампль.

Глава 20 Охота на кроликов

Однажды вечером, в ноябре, я шел домой из Побле-Сек, проработав целый день кем-то вроде детектива. Иными словами, провел несколько часов, устроившись напротив дома, где раньше жила Нурия, и наблюдая за происходящим. Время от времени я менял точку обзора, переходя из кафетерия на удобно расположенную скамейку, а оттуда за столик у окна затрапезного бара. Со всех трех мест отлично просматривался вход в дом. Времени переварить услышанное в начале недели от деда ангела и, в частности, переварить новость о родственных отношениях Поннефа и Нурии вполне хватало. Не могу сказать, что сообщение это меня порадовало, но оно хотя бы помогло до известной степени понять, если не оправдать, поведение Нурии в Убежище. Правда, все равно оставалось загадкой, зачем она меня заманила к отцу, а также действительно ли испытывала ко мне нежные чувства или просто прикидывалась страстно влюбленной, или и то и другое.

Ничего, что могло бы оправдать мои надежды на то, что Нурия либо Поннеф сохранили какие-либо связи с объектом, за которым я наблюдал, не произошло. Юная дама, снимающая ныне квартиру Нурии, вышла в какой-то момент со своим приятелем, затем вернулась в полдень, а в три или около того снова ушла. Никого из других жильцов, уходивших и приходивших домой в этом промежутке времени, я не узнал и, после того, как единственная моя знакомая удалилась во второй раз, решил, что с меня достаточно.

По пути домой, повинуясь внезапному импульсу, я сделал крюк и зашел в скверик, где мы с Нурией иногда встречались во время обеденного перерыва и перекусывали. Еще издали заметил, что наша скамейка свободна. Это меня немного ободрило. Словно остатки чудесного мира, в котором мы пребывали, сохранились в мире неодушевленном. Впрочем, иллюзия вскоре растаяла. Я присел, отдавшись воспоминаниям об этом месте и обо всем, с чем оно связано, и постепенно погружаясь в состояние, близкое к полной прострации. Когда ко мне пристал угрожающего вида тип с просьбой дать закурить, я даже не ответил, а поднялся со скамейки и побрел вниз по Рамблас в сторону площади Сан-Хауме.

Подошел я туда в тот момент, когда невдалеке от мэрии притормозил белый фургон. У входа в мэрию стоял полицейский. Учреждения только-только открывались после долгого обеденного перерыва. Стоял прохладный осенний день, солнце висело уже низко над горизонтом, отбрасывая янтарный свет на площадь и здания с неброско окрашенными стенами. Уличные фонари еще не зажглись.