Скорость тут была ни при чём. Воины Орды не могли двигаться быстро. Дело было в экономичности. Профессор Спасли уже обращал на это внимание. Просто герои-варвары оказывались именно там, где хотели, и никогда там, где находился чей-то меч. Бегать и суетиться они предоставляли другим. Солдат замахивался мечом, допустим, на Маздама, но вдруг перед ним будто из-под земли вырастал Коэн, улыбающийся и уже заносящий клинок, — или Малыш Вилли одобрительно кивал ему и пырял беднягу ножом в бок. Время от времени кто-то из ордынцев отвлекался от битвы, чтобы парировать удар, направленный на Профессора Спасли, — тот был слишком возбуждён, чтобы защищаться самостоятельно.
— Назад, проклятые глупцы!
За спинами солдат показался лорд Хон — с откинутым забралом, на лошади, вставшей на дыбы.
Солдаты робко повиновались. В конце концов напор несколько ослаб, а потом битва совсем утихла. Орда оказалось внутри быстро расширяющегося круга из щитов. Наступило нечто вроде тишины, нарушаемой лишь нескончаемыми громовыми раскатами да потрескиванием молний на холме.
А затем, гневно прокладывая себе дорогу сквозь вооружённую толпу, появились воины совершенно иной породы. Они были выше ростом, облачены в более тяжёлые доспехи, в роскошных шлёмах и с усами, которые сами по себе выглядели как объявление войны.
Один из воинов воззрился на Коэна.
— Оррррр! Накосикасукасена! Накосикасукасам!
— Это он о чём? — переспросил Коэн.
— Самурай, — Профессор Спасли утер пот со лба. — Из касты воинов. По-моему, он вызывает нас на бой. Э-э. Хочешь, я его сейчас уделаю?
Самурай продолжал яростно глядеть на Коэна. Потом извлек из глубин доспехов клочок шёлка и подбросил его в воздух. Другая рука схватила за рукоятку длинного тонкого меча…
Даже шороха практически не было слышно, лишь три клочка шёлка мягко приземлились ну землю.
— Назад, Проф, — медленно произнёс Коэн. — Этот, пожалуй, мой. У тебя не найдется ещё одного носового платка? Спасибо.
Самурай посмотрел на меч Коэна. Меч был длинный, тяжелый и с таким количеством засечек, что его вполне можно было использовать в качестве пилы.
— Тебе никогда не сделать это, — презрительно произнёс он. — С таким-то мечом? Никогда.
Коэн шумно высморкался.
— Ты думаешь? — осведомился он. — Ну, смотри внимательно.
Носовой платок взмыл в воздух. Коэн схватил меч…
Платок не успел даже пойти на приземление, как Коэн обезглавил троих уставившихся вверх самураев. Остальные ордынцы, которые мыслили примерно так же, как их вождь, расправились с ещё полудюжиной воинов.
— Это Калеб меня когда-то научил, — объяснил Коэн. — Мораль примерно следующая: либо ты дерёшься, либо морочишь людям голову, только потом не жалуйся.
— У вас что, совсем нет чести? — крикнул лорд Хон. — Да вы же простые головорезы!
— Я варвар, — крикнул в ответ Коэн. — И вся моя честь принадлежит только мне. Я её ни у кого не одалживал.
— Я хотел взять вас живыми, — произнёс лорд Хон. — Однако теперь мои планы несколько изменились.
Он извлек из ножен меч.
— Назад, отребье! — прокричал он. — А ну назад! Пропустите бомбардиров!
Он вновь посмотрел на Коэна. Лицо лорда Хона горело, очки на переносице перекосились.
Лорд Хон вышел из себя. Так всегда — стоит рухнуть одной плотине, и всю страну заливает водой.
Солдаты потянулись назад.
Орда опять оказалась в середине все расширяющегося круга.
— А кто такие бомбардиры? — осведомился Малыш Вилли.
— По идее, это должно означать людей, которые метают какие-то снаряды, — быстро откликнулся Профессор Спасли. — Слово обязано своим происхождением…
— А-а, лучники, — Малыш Вилли сплюнул.
— Чиво?
— Он сказал, СЕЙЧАС В ХОД ПОЙДУТ ЛУЧНИКИ!
— Хе-хе, во время Кумской битвы никакие лучники не смогли нас остановить! — крякнул древний варвар.
Малыш Вилли вздохнул.
— Хэмиш, — сказал он, — в Кумской долине дрались гномы и тролли. А ты ни то, ни другое. И на чьей же стороне ты был?
— ЧИВО?
— Я спросил, НА ЧЬЕЙ СТОРОНЕ ТЫ БЫЛ.
— Я был на стороне тех, кому платят деньги, чтобы они сражались, — ответил Хэмиш.
— Самая лучшая сторона.
Ринсвинд лежал на полу, прикрыв уши руками. От громовых раскатов содрогалась вся пещера. Белые и фиолетовые сполохи были настолько яркими, что он видел их даже сквозь плотно сжатые веки.
Наконец какофония улеглась. Снаружи по-прежнему доносились звуки ярящейся бури, но свет поблек до синевато-белого, а грохот превратился в ровное гудение.
Ринсвинд рискнул перекатиться на спину и открыть глаза.
Покачиваясь на ржавых цепях, с потолка свисали большие прозрачные шары. Каждый был размером с человека, и внутри них потрескивали и шипели молнии. В поисках выхода они жалили и жалили стекло.
Когда-то, давным-давно, шаров, наверное, было больше. Но с течением лет, судя по осколкам на полу пещеры, многие попадали наземь. Уцелевшие же тихонько раскачивались на цепях, удерживая рвущиеся на свободу молнии.
Воздух стал каким-то жирным. Ползучие искры извивались по полу и трещали на каждой острой грани.
Ринсвинд поднялся на ноги. Его жидкая бородка распалась на кучу отдельных волосков, каждый из которых решил начать новую, самостоятельную жизнь.