Цвет волшебства

— Чтобы быть совсем уж точным, — вмешался главный философ, — хотелось бы внести небольшое исправление. На самом деле эта буква раскладывается на два звука — «й» и «а». Но так же поступает и предшествующая «ю». А стало быть, последней нормальной буквой алфавита является «э». Быть может, в этой связи нам стоит говорить не «я», а «э»? К примеру, лично э туда даже носа не суну…

— Да-да, конечно. — Чудакулли отнесся к этой вставке, как к обычному университетскому фоново-логическому шуму. — Таким образом, можно назначить библиотекарем кого-нибудь другого… человека опытного и умелого… Гм-м… Может, у кого-то есть предложения? А, декан?

— Хорошо, ХОРОШО! — воскликнул декан. — Будь по-твоему. Как всегда.

— Э-э, но, аркканцлер… Магические эликсиры ни в коем случае применять нельзя, — набравшись храбрости, выступил Думминг.

— Правда? — осведомился Чудакулли. — Может, ты хочешь поубираться на тамошних полках, а?

— Я пытаюсь сказать, что повлиять на библиотекаря посредством магии не получится. Мы столкнемся с серьезнейшей проблемой.

— Проблем, господин Тупс, не бывает. Есть только возможности.

— Разумеется, аркканцлер. Но, прежде чем решать возможности, может, нам следует выяснить имя библиотекаря?

Волшебники одобрительно забормотали.

— А паренёк прав, — кивнул профессор современного руносложения. — Магическое воздействие возможно, лишь когда знаешь имя того, на кого ты собираешься воздействовать. Одно из основополагающих правил.

— Почему бы нам в таком случае не назвать его библиотекарем? — предложил Чудакулли. — К нему все так обращаются.

— Это всего лишь его должность, аркканцлер.

Чудакулли обвёл взглядом лица волшебников.

— Но кто-то же должен знать его имя! Силы небесные, столько лет проработать бок о бок и не знать имени своего коллеги? И это называется «коллектив»? — Чудакулли остановил испытующий взгляд на выбранной жертве. — Декан?

— Гм-м, аркканцлер, он уже довольно долго как… примат, — отозвался декан. — Большинство тех, кто работал с ним, скончались. Отправились на Большую Небесную Пирушку, так сказать. В те времена в Университете уровень карьерности был очень и очень высок[94].

— Возможно, но какие-то сведения о нём должны были сохраниться.

Все разом вспомнили о бумажных горах и утесах, составляющих документацию Университета.

— Архивариус так их и не нашел, — сообщил профессор современного руносложения.

— А кто у нас архивариус?

— Библиотекарь.

— Но хотя бы в Книге Выпускников за свой год он должен числиться!

— Весьма забавно, — отозвался декан, — однако со всеми до единого экземплярами Книги Выпускников за тот год произошли необъяснимые несчастные случаи.

От внимания Чудакулли не укрылась подчёркнуто-деревянная интонация, с которой декан произнёс эту фразу.

— И какого рода несчастные случаи? Постой, попробую догадаться. Из каждого экземпляра оказалась вырванной одна конкретная страница, оставившая после себя лишь слабый банановый аромат.

— Точно в яблочко, аркканцлер.

Чудакулли поскрёб подбородок.

— Начинает прослеживаться закономерность.

— Любые попытки выяснить его имя ВСЕГДА заходили в тупик, — сообщил главный философ. — Он опасается, что мы попытаемся опять превратить его в человека. — Главный философ многозначительно глянул на декана, лицо которого приняло оскорблённое выражение. — НЕКОТОРЫЕ высказывались в том духе, что примат в качестве библиотекаря — вещь для Университета абсолютно неуместная.

— Я просто выражал мнение, согласно которому это идёт вразрез с многовековыми университетскими традициями… — начал было декан.

— Которые сводятся главным образом к участию в мелких склоках, обильным ужинам и идиотским выкрикам посреди ночи про всякие там ключи, — констатировал Чудакулли. — По-моему, мы…

Неожиданно изменившиеся лица волшебников заставили его оглянуться.

В холл вошёл библиотекарь. Под тяжестью бесчисленных одеяний он едва передвигал ноги; из-за множества напяленных друг на друга кофт и свитеров руки библиотекаря, в обычных условиях игравшие роль подпорок для ног, теперь торчали почти горизонтально в стороны. Но наиболее ужасающей деталью шаркающего явления библиотекаря народу была красная шерстяная шапочка.

Очень веселенькая. С помпоном. Её связала госпожа Герпес. Вообще-то университетская домоправительница вязала весьма неплохо, и единственный её недостаток заключался в полном неумении хотя бы приблизительно угадать размеры будущего вещеносителя. Волшебник, которому посчастливилось получить вязанный подарок от госпожи Герпес, непременно задавался вопросом: «А не три ли у меня ноги? Или, может, шея радиусом в метр?». В итоге, большую часть её подарков тайком передавали в благотворительные учреждения. Когда речь идет об Анк-Морпорке, в одном можно не сомневаться: каким бы странным ни было одеяние, где-то обязательно найдётся тот, кому оно придётся в самый раз.