Цвет жизни

В первый же день приезда Ольга явилась на завод. Гул мартена показался ей музыкой, громадным оркестром. Все ее встречали улыбками. Каждый старался скорее сунуть свою грязную лапу в ее руку. И Ольгу, как и Ранцева, поразил порядок в мастерской. Оглядывая веселыми глазами людей, мастерскую, она невольно спросила:

– А как Ранцев?

– Вчера был здесь. Я его не видал. Но сегодня, говорят, уезжает. Видели его на вокзале. Ночью шатался пьяный по улице, – говорил мастер Алексеев.

Точно боясь, что ее задержат, Ольга сразу попятилась к двери… Волчок задыхался от лая, оскалив белые зубы на Ольгу. А тетка Кирилла рассказывала:

– Этого с ним не бывало. Пришел пьяный и нагрубил мне. А сегодня совсем уехал. Вот оставил бумажку. Ездила было на вокзал, на пристань, да не нашла. А ведь он еще совсем больной. На дворе осень.

Тетка плакала. На столе лежали листки исчерченной бумаги. На одном из них выделялась фамилия Алексеева, окруженная крепким похабным словом.

– Он еще до больницы, перед этим самым несчастьем, хвалился мне, что изобрел какую-то машину. «Куплю, – говорит, – тебе, тетя, пальто».

– Что за машина?

– Как смастерил, показывал. А вчера пьяный пришел и сломал ее. Вот смотри. Остаточки приберегла.

Тетка принесла поломанную модель, и Ольга сразу поняла все. Она видела на заводе новый барабан мастера Алексеева. А теперь ей вспомнился и разговор на шихтовом кране. Вспомнился и блокнот, поднятый во время аварии. Все стало ясным.

Ольга села в трамвай и всю дорогу не сводила глаз с рук вагоновожатого.

– Разве нельзя, товарищ, быстрее? Мы тащимся как на похоронах, – торопила она.

– Значит, нельзя, – обиженно отвечал вожатый.

На центральной остановке Ольга выскочила из вагона первой и полетела на вокзал, задевая прохожих. Станционные часы показывали пятнадцать минут седьмого. «Неужели все-таки опоздаю?» Ворвавшись в здание, сразу же приступила к обыску. Залы ожиданий гудели сотнями голосов, выкриков. У кассы шла борьба из-за билетов. Узлы, корзины, чемоданы баррикадами преграждали дорогу. Ольга всматривалась в каждого человека. И неожиданно у буфета…

– Кирилл!

– Ольга!

– В чем дело? Куда это ты собрался?

– Дело в посадке. Билет достал.

– Я серьезно.

– Тоже не шучу.

– Слушай, Кирилл! Ведь у тебя есть товарищи, и ты с ними не поделился. Они могут помочь.

Кирилл виновато улыбнулся. Но он все еще был чужим…

– Я поделился с одним. Так он и мою часть захапал. Не буду больше делиться. Не стоит.

– Неужели ты думаешь, что я тоже собираюсь захапать? – Ольга больше ничего не сказала. Ее обидели. Она стояла против Кирилла и смотрела ему в глаза. Она не ожидала такого отношения.

– Ну что же я мог еще сделать, – медленно, тихо заговорил Кирилл. – Обворовали меня. Обворовал Алексеев. Я поделился с ним.

– Он обворовал, а ты уезжаешь. Я бы не сделала так. Я бы зубы сначала обломала. Я бы отбила охоту воровать. Ведь все законы на твоей стороне. Вот что: поворачивай-ка оглобли домой.

Кирилл стоял и молчал.

– Если это все так, то ведь есть РКИ, прокуратура, газета.

– Но у меня нет свидетелей.

– А разве они будут у Алексеева? А у тебя есть записная книжка, которую я подобрала там.

У Кирилла блеснули глаза. Ведь в записной книжке, конечно, сохранились эскизы барабана и черновой набросок предложения в БРИЗ.

– Где она?

– Я возвращу ее и выступлю твоим свидетелем, если только ты вернешься домой. Сейчас же! А завтра поставь перед организациями вопрос о воровстве Алексеева.

– Согласен. Пошли.

Продав у кассы билет и получив деньги с ворохом благодарностей, Кирилл и Ольга тронулись домой. Всю дорогу они смеялись. История с бегством из дому казалась им бесконечно смешной. Они смеялись так, что пассажиры многозначительно переглядывались и улыбались, глядя на них.

Когда приехали в заводской поселок, Ольга крикнула на прощанье:

– Итак, за тобой долг!

На следующее утро Ранцев пришел в завод.

– А говорят, Ранцев пропал, уехал. А он здесь в целости и сохранности, – встретил Кирилла мастер Алексеев. – Ну как, немного подзалатался? Скоро работать? Давай-ка скорей, скорей. Слесаря дозарезу нужны.

Кирилл молча и угрюмо слушал соловьиные трели мастера. А обрадованный мастер продолжал:

– Да, возьми-ка, пожалуйста, чек. Ведь триста пятьдесят рублей. Помнишь, за то предложение, что ты ночью сделал. Пока ты лежал, я его провел. Возьми, как бы не затерялся.

С раскрытым ртом, с зачумленными глазами застыл Кирилл перед мастером.

– Что же ты удивляешься? Если мало, ничего не поделаешь: так подсчитали в БРИЗе.

– Нет, я совсем о другом. Как же это получилось?

В глазах Кирилла опять закружились маховики: он еще не мог разобраться в своих чувствах, но одно понял ясно, что мастер не виноват, что он очень хороший человек, а он, Кирилл, возвел на него такую напраслину. Кирилл сиял счастьем. Он чувствовал, что жизнь снова вернулась к нему, и теперь Кирилл развернется во всю ширь. Теперь он добьется того, что будет вносить по одному рационализаторскому предложению в день, во всем советуясь с мастером.

Алексеев, порывшись на столе, снова поднял тяжелую голову.