Цвет жизни

– Еще лучше, – невозмутимо отвечаю ей, – мы тут на окошке пригородное хозяйство разведем, и помидорчики у нас будут всегда свежие.

Поднялся вокруг меня не смех, а прямо грохот, как на хорошей комедии. Надрывались люди. А я как ни в чём – спокойный, только пот стал с носа быстро капать и температура по всему телу поднялась. Но когда понял, что их насмешкам конца не будет, возвратил рассаду своей соседке. Та тоже хотела мне содоклад сделать о частной собственности, но я быстро уладил конфликт.

– Варвара Пахомовна, – говорю ей, – у нас в ударном магазине будут селедку давать. Если хотите, то получите по моей карточке для себя. Все равно пропадет. Не люблю, да и некогда мне ходить по магазинам за какой-то селедкой…

Но все-таки идея озеленения нашего цеха крепко засела в моей голове, и в выходной купил я на базаре настоящий цветочек. Уж тут комар носа не подточит – никто не скажет, что это огуречная рассада. Хотя я точно не знаю, как он называется, а по виду похож на что-то тропическое. Раза в два он выше меня и посажен в бочонок, ведра на три. Несмотря на всю мою силу, я с великим трудом дотащил его до цеха. Ну, конечно, теперь уже не смеялись, а радовались все и восхищались. А больше всех Наташа. Заглядывая мне в глаза, она теребила мой рукав.

– Степа, да скажи же мне, сколько ты за него дал?

– Сорок рублей, – наполовину приврал я для эффекта.

Вслед за нами потащили цветы и другие ребята. Вскоре наш цех и впрямь озеленился, как оранжерея.

Ну, а флажочек-то все-таки продолжал висеть над Наташиным верстаком. И началось у нас с ней действительное соревнование. Я сотню поползушек в смену обделаю, а она сто двадцать. Я контроллер кончаю в семь часов, а она в шесть часов пятьдесят минут. И качество ремонта не хуже, чем у меня. А посмотрели бы вы, товарищи, как она работает. Режет металл ножовкой всегда прямо по риске. После бархатной пилкой или наждачной шкуркой подчистит, и всё. А я так не могу, боюсь я, припуск всегда оставляю на обработку, и получается задержка. Но не это главное. Дадут нам, к примеру, конусную муфту разметить для расточки на токарном. Она в руки карандаш, бумажку и давай логарифмами да косинусами вычислять. А для меня это филькина грамота, потому что я хоть и посещаю вечернюю школу повышенного типа, но пока мы там только десятичные дроби одолели. И притом я больше привык работать на глаз да на ощупь.

Вот и угонись за ней. И так по всем пунктам нашего договора. Беру билет в театр во второй ряд, гляжу, а она уже в первом сидит. Я организовал в цехе крепкую группу ребят-изобретателей, а она литературный кружок заводского масштаба. Наконец я решил еще одно средство испробовать. Собрал всех слесарей, токарей, электриков от пятого разряда и ниже и стал им рассказывать, как надо работать. Все свои знания перед ними выложил. А дня через три в заводской газете статья Наташи появилась с заголовком «Моя путевка», где она подробно рассказала про свой стиль работы и в дым раскритиковала наши кустарные методы. И сразу рухнул мой авторитет.

После этого мои ученики со всякими вопросами стали обращаться к Наташе. А Васька Загаров, которого я, можно сказать, электриком сделал, при всем народе с форменным позором меня в галошу посадил.

– Степан, – спросил он, меня искушая, – на сколько градусов нагреются двести грамм воды, если в нее опустить на двадцать минут проволоку и пропустить по ней ток в десять ампер, при условии, если проволока имеет сопротивление в ноль целых одна десятая Ома? И во что обойдется это нагревание при тарифе две копейки с гектоватт-часа?

Другой бы на моем месте закипел, а я, вы уже знаете, человек хладнокровный и поэтому с могильным спокойствием ответил:

– Еще не встречался, Васек, с таким затруднением. У меня дома счетчик есть. И сколько бы я ни потребил электричества на свет, на кипятильник – всегда точно показывает. А если у тебя счетчика нет, то рекомендую так узнавать. Когда над кастрюлей станет пар подыматься, опусти в воду палец. Если стерпишь, значит, градусов семьдесят, а если кожа с пальца слезет, то значит, около ста.

Загаров выслушал меня и только носом шмыгнул, а крыть нечем. Но все-таки я посидел дома над этой задачей около часа и решил ее.

Да так-то вот шли у меня дела насчет соревнования. Плохо. А тут еще Наташа вздумала меня вербовать в свой литературный кружок. Как увидит, так начинает горизонты мне раскрывать:

– Почему ты, Степан, не запишешься в наш литературный кружок? Ты так хорошо умеешь рассказывать. А твоя биография! Горький позавидовал бы. Опиши свою жизнь и сразу станешь знаменитым…

Посмотрю я на нее критическим взглядом, что она шутит, или это новый вариант моего поражения. А потом, чтобы отвязаться, говорю:

– Пробовал, Наташа, писал и стихами и прозой. Посылал в «Поволжскую правду», в «Огонек», даже в «Молодую гвардию» и, как в могилу, никакого ответа.

Отрежу ей так, а про себя подумаю: «Степан Меркулов, а почему бы тебе и не попробовать написать рассказик или на худой конец роман? Глядишь, и напечатают где-нибудь с продолжением».