Цвет жизни

Зал ждет моего заключительного выступления, а меня окружают истории, которые прогремели в СМИ, но почти всегда игнорировались в судах. Рассказы о Тамире Райсе, о Майкле Брауне, о Трейвоне Мартине. Об Эрике Гарнере, об Уолтере Скотте и о Фредди Грейе. О Сандре Блэнд и Джоне Кроуфорде Третьем. О женщинах-афроамериканках, которые хотели носить волосы в естественном виде, и о детях школьного округа Сиэтла, которым в Верховном суде сказали, что отбор учеников для поддержания расового разнообразия является неконституционным. О меньшинствах на юге страны, которые остались без федеральной охраны, когда те же самые штаты ввели в действие законы, ограничивающие их в праве голосования. О миллионах афроамериканцев, которые стали жертвами дискриминации при обеспечении жильем и найме на работу. О бездомном чернокожем мальчике на Чапел-стрит, чья кружка никогда не соберет столько подаяний, как кружка бездомной белой женщины.

Я обращаюсь к жюри присяжных:

— Дамы и господа, что, если я скажу вам, что родившиеся в понедельник, вторник или среду могут прямо сейчас покинуть зал? Что им предоставят самые удобные места для парковки в городе и самые большие дома. Что при поступлении на работу они будут проходить собеседование раньше других, тех, кто родился во второй половине недели, и к врачу они будут заходить без очереди, сколько бы других пациентов ни ожидало под кабинетом. Если вы родились с четверга по воскресенье, то, конечно, можете попробовать сравняться с ними, но из-за того, что вы боретесь где-то позади, пресса всегда будет указывать на то, насколько вы неэффективны. А если вы пожалуетесь, вам посоветуют не разыгрывать карту дня рождения. — Я пожимаю плечами. — Звучит глупо, правда? Но что, если вдобавок ко всей этой условной системе, уменьшающей ваши шансы на успех, все вокруг будут уверять вас, что на самом деле в мире царит равноправие?

Я иду к ним, продолжая говорить:

— Когда мы начинали разбирать это дело, я сказала вам, что перед Рут Джефферсон стояла неразрешимая задача: она должна была либо не выполнить свои обязанности медсестры, либо нарушить приказание начальства. Я говорила: факты покажут, что Дэвиса Бауэра привели к смерти проблемы со здоровьем. И это правда, дамы и господа. Однако у этого случая намного больше граней. Из всех людей, которые контактировали с Дэвисом Бауэром в больнице Мерси-Вест-Хейвен за время его короткой жизни, лишь одна из них сидит в этом зале за столом защиты — это Рут Джефферсон. Только одного человека обвиняют в совершении преступления — Рут Джефферсон. Весь судебный процесс я обходила стороной очень важный вопрос: почему? Рут черная, — говорю я прямо. — Это разозлило Терка Бауэра, белого расиста. Он терпеть не может черных людей, азиатов, геев, всех, кто не такой, как он. И в итоге он запустил цепь событий, которые привели к тому, что Рут стала козлом отпущения, ответственным за трагическую гибель его сына. Но в системе уголовного правосудия мы не должны говорить о расах. Мы должны притвориться, что это всего лишь глазурь на торте, независимо от обвинения, а не его сущность. Мы должны быть законными хранителями общества, для которого расовый вопрос остался в прошлом. Мы должны быть надзирателями за справедливостью. Но, знаете, слово «надзирать» сродни слову «презирать». А я не считаю правильным продолжать презирать истину.

Я смотрю на присяжную номер двенадцать, учительницу.