— Боже, я на своей работе всего девять месяцев. Мне трудно даже представить себе, что чем-то можно заниматься так долго. Наверное, для вас это и не работа даже, если вы ее так любите, да?
Я киваю все еще настороженно. Но если у меня и есть какой-то шанс сделать так, чтобы эти детективы поняли, что меня хотят подставить, то только с ней.
— Это правда. Я люблю свою работу.
— Наверное, для вас стало ударом, когда ваша руководитель сказала, что вы больше не должны заниматься этим ребенком, — говорит она. — Особенно учитывая вашу квалификацию.
— Да, это был не лучший день в моей жизни.
— Знаете, что случилось со мной в первый день на работе? Я разбила полицейскую машину. Да-да. Врезалась в ограждение дорожных работ на шоссе. Серьезно. Я лучше всех сдала экзамены на детектива, но в деле опростоволосилась в первый же день. Ребята из моей группы до сих пор называют меня Авария. Давайте говорить прямо, женщине-детективу приходится работать в два раза больше, чем мужчинам, но единственное, чем я им запомнилась, — это одна простая ошибка. Я тогда так расстроилась. Мне до сих пор обидно.
Я смотрю на нее, и правда висит у меня на кончике языка, как леденец.
— Смотрите, Рут, — добавляет детектив, — если это был несчастный случай, сейчас самое время об этом сказать. Может быть, тогда в вас взыграла обида? Это же вполне можно понять, учитывая обстоятельства. Просто скажите мне, и я постараюсь вам помочь.
Тут я понимаю, что она до сих пор считает меня виновной.
Что она не просто так, из сочувствия, поделилась со мной своей историей. Что она пытается мною манипулировать.
Что в этих фильмах про полицейских говорят правду.
Я с силой проглатываю комок в горле, моя искренность опускается куда-то вглубь живота, и произношу голосом, который сама не узнаю, три слова:
— Мне нужен адвокат.
Стадия первая
Переход
Клавиши пианино черные и белые, но в голове они звучат миллионами цветов.
Когда я приезжаю в офис, Эд Гуракис, один из моих коллег, разливается соловьем про нового сотрудника. Одна из наших младших общественных защитников ушла в декрет и сообщила, что не вернется. Я знала, что Гарри, наш босс, проводил собеседования, но только когда Эд заходит в мою кабинку, я понимаю, что решение принято.
— Ты его уже видела? — спрашивает Эд.
— Кого?
— Говарда. Новенького.
Эд — такой парень, который пошел в общественную защиту просто потому, что
— Я зашла буквально четыре секунды назад. Как я могла кого-то увидеть?
— Ну, он здесь нарисовался явно для того, чтобы разнообразить наш коллектив. Ты бы видела этого молокососа. Лужи на полу заметила? Это молоко течет, которое у него на губах еще не обсохло.
— Во-первых, эта метафора неправильная. С губ молоко ни у кого не течет. Во-вторых, ну и что, если он молодой? Я понимаю, с высоты твоих преклонных лет это трудно вспомнить… но ты когда-то тоже был молодым.
— Были кандидаты
Я роюсь в кипах бумаг на столе, ищу нужные документы. Меня ожидает целая стопка розовых телефонных сообщений, но их я старательно обхожу вниманием.
— Сочувствую, что не взяли твоего племянника, — бормочу я.
— Очень смешно, Маккуорри.
— Слушай, Эд, мне нужно заниматься делом. У меня нет времени на офисные сплетни. — Я наклоняюсь к экрану и делаю вид, что невероятно поглощена первым электронным письмом, которое оказывается рекламой от «Нордстром Рэк».
В конце концов Эд понимает, что я не собираюсь больше с ним разговаривать, и топает в комнату отдыха, где кофе, несомненно, будет дрянным, а сливок его любимого вкуса не окажется в наличии. Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку стула.
Вдруг я слышу шорох, и за стенкой моей кабинки поднимается высокий и стройный чернокожий молодой человек. На нем дешевый костюм, галстук-бабочка и хипстерские очки. Судя по всему, это и есть новый сотрудник нашего офиса, и он сидел там все это время, слушая комментарии Эда.
— Хэштег «Неловкий момент», — говорит он. — Я Говард, если у вас еще остались сомнения.
Я растягиваю лицо в такую широкую улыбку, что мне представляются куклы из «Улицы Сезам», любимой программы Виолетты, у которых челюсти отвисают на шарнирчиках, когда их охватывают сильные чувства.