Цвета дня

Впрочем, надо было признать, эти два мерзавца хорошо его знают. Они представились ему как раз с той долей странности в деталях, характере – слегка ирреальном и стилизованном, – которая требовалась, чтобы не возбудить его подозрений и внушить ему, что они находятся в его стихии. Им пришлось хорошо изучить мою манеру, подумал он с гордостью. Казалось, они вышли из одного из его фильмов. Они выслушали его с крайней серьезностью, в гостинице, когда он предложил Сопрано, что сам принесет ему деньги на виллу. Он собирался переодеться в маскарадный костюм, воспользовавшись карнавалом, и в темноте подняться до Рокбрюна. Нельзя оставить Энн одну в подобных обстоятельствах, объяснил он, приняв свой самый сардонический вид. Ему следовало находиться там сразу после драмы, чтобы поддержать: ее, заняться полицией, журналистами, держать ее за руку… Сопрано слушал его очень внимательно, почесывая щеку. «Вас станут подозревать, это неосторожно, месье Боше, – только и сказал он своим хриплым прерывистым голосом. – Такой человек, как вы.» – «В любом случае меня будут подозревать. Но никогда не смогут ничего доказать. Все это, впрочем, лишь добавит неизъяснимого шарму репутации, которой я уже пользуюсь». – «Как вам будет угодно», – сказал Сопрано, которому, наверно, нелегко было сохранить серьезность. Внезапно и как-то совершенно неожиданно барон оглушительно пукнул. Впрочем, он остался абсолютно достойным в своей беде. «Я помню об этом, помню», – сказал ему Сопрано с некоторой любезностью. Он повернулся к Вилли. «У него нелады с желудком, – заметил он. – Это от волнения. – Он поколебался секунду. – Было бы куда проще убрать их обоих», – сказал он. Вилли ощутил радостную дрожь. Вот, показался голубой цветок, хорошо известный сентиментализм сицилийского бандита показывает свою грязную розовую мордочку. «Не-е-ет? – спросил он лукаво. – Это так серьезно?» – «Барон, он порядочный человек, – сказал Сопрано. – У него манеры. Он не любит их разлучать. Он считает, что так не делается». – «Он вам это сказал?» – «Вы только что его слышали, – сказал Сопрано мрачно. – Это от волнения…» – «Мне очень жаль, но это не мое дело, – сказал Вилли. – Моя жена приносит мне миллион в год, без вычета налогов. Это компенсирует некоторый недостаток такта». – «Ладно, – сказал Сопрано. – Я-то, знаете ли. А вот барон. Он чувствительный». – «Пипи», – произнес барон. – «Сейчас сходишь, – сказал Сопрано. – Видишь, мы разговариваем. Потерпи.» Барон стерпел лишь наполовину, испустив серию негромких газов. Рукой Вилли продолжал сжимать в кармане кухонные спички, он смотрел на парочку восхищенными глазами, цинично улыбаясь…

Но теперь он уже не дурак.

Он попытался еще раз расстегнуть воротничок, развязать галстук: они валялись на полу. Он слышал свистящее дыхание в комнате и вспомнил фразу доктора при каждом визите: «Осторожно, Вилли, никакого волнения. У нас слабое сердце».