Цвета дня

– Куча дерьма! – вопил Вилли. – Хотите объявить меня публике, пожалуйста, но только не под эту мелодию, могли бы сыграть хотя бы Баха или Бетховена, поднять это на уровень того, что я делаю, когда у меня не связаны руки! Впрочем, я не допущу, чтобы меня принимали за произведение кого-то другого! Я – свое собственное произведение, и я создал достаточно великих произведений, чтобы не слышать, как меня объявляют под мотив третьесортного фильма, в котором я играю нелепого персонажа, написанного кем-то третьим. Я не допущу, чтобы надо мной издевались!

– Но, месье Боше, это ваш самый крупный успех! – пролепетал музыкант, имевший весьма скромный взгляд на тщеславие, которое он смиренно созерцал из своей маленькой личной мансарды и которым думал польстить Вилли. Вилли побагровел, и потребовалось вмешательство директора заведения, Бебдерна и двух официантов, чтобы он ослабил свою хватку.

– Подождите немного, пока не пришел коммунизм и не смел ваши экраны, – басил он, и в его голосе действительно зазвучало нечто похожее на убежденность. – Подождите немного, покуда они не пришли и не сорвали с вас ваши жалкие мифы и не оставили вас во власти великой наготы. Посмотрим тогда, что вы сможете сделать. Когда вам будут мешать без конца принюхиваться к своей заднице и называть это искусством, вы вспомните, кто без какой-либо финансовой поддержки, практически один, поставил «Короля Лира». Быть может, вы поймете тогда, что Вилли Боше не объявляют под этот мотивчик!

Сцена продолжалась минут десять, и в течение всего этого времени он совсем не думал об Энн. Это было подлинной удачей. Их вежливо, но энергично попросили выйти, и они очутились под аркадами площади Массена.

–  Bravo, bravissimo! – возбужденно повторял Бебдерн, поддерживая при этом Вилли, чтобы помочь ему поверить, что он пьян. – А не пойти ли нам в парк аттракционов на борцов? Там происходят изумительные поединки по американской борьбе. Время от времени возникает потребность увидеть настоящего громилу. Нечто действительно реалистичное, прочно стоящее ногами на земле.

Вместе с толпой они дотащились до Эспланады и вошли в палатку борцов. Два огромных верзилы мерились друг с другом силой, обмениваясь ударами пяткой по зубам, и Вилли принялся подбадривать их голосом и жестами, впрочем. впрочем, тут все явно было обговорено заранее; один был светловолосый, в белом трико, и звали его Благородный Джо, другой – ужасно волосатый и смуглолицый, в черном трико, с абсолютно косым и лживым взглядом; звали его Черный Громила, и он все время старался нанести Благородному Джо удары исподтишка, и Вилли сразу же встал на сторону благородства и честности и ужасно рассвирепел на Черного Громилу; в конце концов он попытался проникнуть на ринг и помочь Благородному Джо – при этом Бебдерн цеплялся за его ногу, публика ревела, а Вилли пытался на ходу укусить Черного Громилу за икру, – и здесь тоже их вышвырнули вон, но Вилли проник в палатку атлетов и, когда появился Черный Громила, попытался прибить его стулом. Ему опять помешали, и они здорово вместе накачались; вскоре Бебдерну начало казаться, что Черный Громила в действительности безобидный идеалист, который маскируется, – своего рода преподаватель метафизики, отчаянно старающийся спуститься на землю, и Вилли попытался взять его к себе на службу: он считал, что тот будет хорошо смотреться в зверинце. В конце концов Черный Громила – любовница Благородного Джо – ушел со своим мужиком, а Вилли и Бебдерн очутились на улице под звездами, крайне разочарованные; Вилли взглянул на небо, по-прежнему нигде не было никаких следов Сопрано, и он не знал, как подать тому знак, как внушить ему доверие и призвать на помощь.

– Черт побери, – внезапно вспомнил он. – Ведь две малышки ждут меня в моей постели. Идемте. Вы сможете остаться в спальне и посмотреть.

Он потащил Бебдерна с собой.

– Дорогой кусочек лазури, – пробурчал Бебдерн, – у вас это не получится. Нет такого средства, чтобы выйти из этого, здесь абсолютно звездно и чисто со всех сторон. Мы абсолютно зажаты со всех сторон чистотой. Господи, сделай меня грязным!

Он рухнул на колени посреди площади Массена, но на пешеходном переходе, – не такой уж он был пьяный.

– Господи, научи нас сделаться грязными! Позволь нам спуститься на землю.

Таксисты нетерпеливо давили на клаксоны, но Бебдерн упорно не покидал пешеходного перехода, право было на его стороне, как всегда.

– Люди на земле – как сильный взмах крыльев! – утверждал он полицейскому, который попытался сдвинуть его с места. Вилли стоило неимоверного труда оттащить его на тротуар. Они взяли такси и велели отвезти их в гостиницу.

– Мисс Мур поднялась в ваши апартаменты, месье Боше, – сказал консьерж. – Я подумал, что поступаю правильно.

– Одна?

– С ней еще одна юная особа, месье.

– Потому что нас двое, вы понимаете.

– Понимаю, месье Боше.