Цвета надежды

— Но в Суитхарборе он только сил наберется, вы не согласны, миссис Коннелли? Ни тебе уроков, ни школы, ни всяких придурков на улицах. Чистый воздух.

— Это подготовленная речь или экспромт? — рассмеялась Руфь. — Хотя в чем-то ты прав.

— Я все равно поеду. — Уилл вышел прочь из кухни.

Эд последовал за другом, но в дверях обернулся и сказал с улыбкой:

— Не волнуйтесь, миссис Коннелли. Вечером мама вам позвонит.

— Мне все-таки непонятно, Руфь, что означает это письмо из Федеральной комиссии по торговле. — Джейк Филлипсон подался вперед.

Обладатель густой седой шевелюры и маленьких черных глазок, он был больше похож на белого медведя, чем на президента крупной корпорации.

— Что вам непонятно?

За его спиной она видела изнывающий от летнего зноя город. Раскаленный воздух словно бы сиял в солнечных лучах, многократно отраженных зеркальными стенами высившихся вокруг зданий. Руфь подумала об Уилле. Хорошо, что он сейчас в Суитхарборе, вдали от духоты большого города.

— Какова его законная сила? Что, если в Вашингтоне передумают?

— Джейк, это своего рода разрешение со стороны Федеральной комиссии, знак того, что они дают вам зеленый свет, не вынося вопрос на официальное рассмотрение. Можете спокойно приобретать то, что собирались приобрести.

— И все-таки я не уверен, — не унимался Филлипсон. — В конце концов, это всего лишь письмо.

— Безусловно, — кивнула Руфь. — Но согласно определению Федерального апелляционного суда подобные письма имеют силу закона.

— Ну хорошо. Только я хочу иметь письмо и лично от вас, Руфь, подтверждающее, что с вашей точки зрения у нас есть все законные основания на данное приобретение.

— Отправлю после обеда с «Федерал экспресс», — пообещала она.

Они находились на двенадцатом этаже, но даже через закрытые окна в кабинет доносился уличный шум — полицейские сирены, настойчивые, раздраженные гудки автомобилей. У нее на лбу выступила испарина. Она провела пальцами по волосам и улыбнулась Филлипсону:

— Все пройдет гладко, Джейк. Не волнуйтесь.

— Да я пытаюсь. — Филлипсон встал из-за стола. — Кстати, как ваш мальчик?

Ее лицо озарила улыбка.

— Болезнь отступила. Он чувствует себя настолько хорошо, что я отпустила его на лето в Мэн. — Она глянула на часы. — На День Труда я и сама туда поеду. У него будет день рождения. Пятнадцать лет.

Спустя месяц после отъезда Уилла в Мэн, Руфи на работу позвонила Кармела Стайн, мать Эда.

— Вы только не волнуйтесь. Уилл недавно немного температурил.

— О нет! — простонала Руфь. — Прошу тебя, Господи… — У нее потемнело в глазах.

— Мы возили его в больницу в Хартсфилд, но врачи не нашли ничего настораживающего. Пол сказал…

— Пол?

— Он приезжал. Он сказал…

— Пол гостил у вас?

— Да, приезжал пару раз навестить Уилла.

Руфь промолчала.

— Как бы то ни было, — успокаивала ее Кармела, — теперь уже все позади. Пол сказал, чтобы я вас не волновала, но я все-таки решила поставить вас в известность.

— Я попрошу его лечащего врача созвониться с Хартсфилдом, — сказала Руфь, стараясь не впасть в панику.

Она столько всего читала про болезнь Уилла, но сейчас ничего не могла вспомнить. Температура — это признак? Да любая мелочь — признак, если ребенок болен. Но ведь Уилл не болен. Его вылечили.

— Ест он хорошо, — продолжала Кармела, — бегает всюду с Эдом, как и полагается нормальному ребенку. Я не стала бы вам звонить, если бы не знала о его болезни.

Руфь затошнило.

— Спасибо, Кармела. Я еще свяжусь с вами.

Только не это. Прошу тебя, Господи!

Она позвонила в больницу в Бостоне, позвонила домой Полу, провела встречу с одним клиентом, с другим пообедала, а после обеда пошла на совещание компаньонов. Она что-то записывала, формулировала какие-то аргументы, но думала только об Уилле. В конце концов она сняла трубку и позвонила Линде Петьевич.

— Скорее всего, ничего страшного, — рассудила Линда. — Я, конечно, не врач, но температура могла подняться просто оттого, что он перегрелся на солнце.

— Наверно, вы правы.

— Я посоветовала бы вам не волноваться, но вы ведь все равно не успокоитесь, что бы я ни сказала. Такая уж у нас, у родителей, судьба. Всю жизнь волнуемся. Даже когда дети здоровы. Да вы и сами знаете.

— Это плата за право называться родителем, — сказала Руфь. — Я никогда прежде об этом не задумывалась. Но да, мы платим за то, что породили жизнь.

Она вспомнила прошлое лето в Мэне. Если бы только можно было вернуть то счастливое время, до шторма. Если бы только…

Волны поглотили ее. Она пыталась вырваться из их объятий, но не могла пошевелиться. Вода безжалостным блеском резала глаза. Руфь с ужасом смотрела, как она захлестывает ее колени, поднимается к поясу, к горлу. Одна зеленая махина с ревом отделилась от остальных, обрушилась на нее и накрыла с головой.

Она пробудилась в холодном поту, погребенная под смятыми простынями. Паника не рассеялась, даже когда она зажгла свет, прошла на кухню налить стакан воды и взяла книгу.