Цветение

С двоюродными сестрами Сильвестр практически не общался, не приезжал на праздники. Он не хотел говорить с ними с тех пор, как Фрида и Астрид стали тесно общаться с его отцом, восхищаться им.

Парцифаль замер у двери из грецкого ореха, нерешительно постучал. Но он уже проговорился о своих намерениях новой помощнице Иоланде Линдберг, поэтому пути назад не было.

Иоланда часто уговаривала Парцифаля попробовать стать Верховным Чародеем. Но Парцифаль оказался равнодушным к этой мысли. Его волновали лишь звездное небо и то, что с его юной помощницей все будет в порядке. Парцифалю больше не хотелось власти, и он был несказанно этому рад.

«Ты можешь мной гордиться» — так однажды началось его письмо Винценту.

Дверь Парцифалю открыл Хорст Буш. Он был очень похож на бабушку, особенно ярко-рыжими волосами. Парцифаль вздрогнул, увидев лицо внука, и надломлено улыбнулся.

— Здравствуйте. — Сдержанно сказал Хорст. — Вы что-то хотели?

Вид статного гостя его ничуть не удивил. Такие часто приходили к его отцу по работе, получить совет. Но в строгих чертах его лица что-то Хосту показалось знакомым. Лишь только Парцифаль улыбнулся, хозяин дома понял, что именно.

— Отец говорил, что ты придешь, — сказал Хорст.

Парцифаль ничего не ответил. Хорст молча отошел, пропуская дедушку в дом.

— Я слышал и о твоих заслугах, — сообщил Парцифаль.

Хорст совершенно без злобы улыбнулся. Смотря на дедушку, он понимал еще более ясно, чем прежде, почему многие восхищались им, пусть и зная о темной магии и прошлом. В таких людях было слишком много силы и магнетизма, чтобы устоять, даже если человек тебе отвратителен.

Претензий к дедушке у Хорста не было. Ему не нужно было его внимание, школу магии он закончил местную. Иногда общался с двоюродной тетей Фридой, чисто ради статусной переписки, а остальное его не волновало. Свою принадлежность к роду Адельхейд при этом Хорст не скрывал. Его это забавляло.

— А я слышал, ты вернулся в Совет, — Хорст провел дедушку на верхний этаж, — тетя Фрида помогла?

— Твоя тетя прекрасный друг, но она тут не причем, — достаточно мягко ответил Парцифаль.

Парцифаль чувствовал себя чужим в этом доме. Доме, принадлежавшем слепому старику, скрючившемуся в кресле — его сыну.

— Парцифаль Реген, — раздался из глубины комнаты хриплый голос.

Там сидел тощий старик, весь исполосованный морщинами, но волосы его, медно-рыжие, были сильно тронуты сединой. Казалось, сто двадцать два тут именно Сильвестру, а Парцифалю только семьдесят восемь.

— Сили, — ласково произнес Парцифаль, точно говорил с восьмилетним мальчишкой. Впрочем, Сили и почувствовал себя таким в его присутствии.

— Ты давно потерял право ласково называть меня, Парцифаль, — сухо заключил Сильвестр.

— Я знаю.

Парцифаль встал перед сыном на колени и взял его дрожащую жилистую руку. Сильвестр не отдернул ее, но напрягся.

— Я присылал письма, сначала. На каникулах не решался приезжать, да и обещал. А потом… потом я решил, что не могу быть тебе нужен.

— Это оправдания. Ты боялся, что я прогоню тебя. А сейчас… — Сильвестр подавил кашель, — сейчас вдруг пришел.

— Я перестал бояться. Я больше не могу убегать и не должен. — Парцифаль сжал руку сына, — и в тот ужас, что тебе пришлось пережить, я не хотел верить. Я должен был забрать тебя к себе.

— Ты должен был много чего, — Сильвестр с невероятной для своего тела силой сжал руку отца, — не ври мне, что не знал. Ты посылал своего фамильяра проведать меня, я чувствовал твою птицу. Да и мой ворон чуть не вонзил когти в твоего пестрого друга. И ты был на похоронах матушки, стоял в дали. Никто кроме меня не мог увидеть тебя. Тоже мне, скрылся заклятием.

Не обращая внимания на боль в руке, Парцифаль привстал и дотронулся пальцами до лба сына. Парцифаля пробила дрожь.

— От тебя и от ведьмы Адельхейд не мог родиться кто-то еще. Но моя редкая сила слишком непомерна.

— Даже ши плохо справляются с ней, да и для них такая сила тоже редкость, а ты видишь. Ты видишь больше.

— Я вижу, что было, есть и могло бы быть. Это не та сила, которая должна быть у ведьмака, да даже у ши. Непомерный дар, — Сильвестр истерично улыбнулся потрескавшимися губами, — и он достался мне. В тринадцать я проснулся слепым, как думаешь, каково это, Парцифаль? — выплюнул последнее слово Сили. — Твой старый друг приходил ко мне, просил совета. Я никогда не отвечал. — Сильвестр сдвинул рыжие брови, — но я жалею, что не дал один. Передай моей бедной племяннице, что я мог помочь, но не стал. Раз уж убрали с родословной его, то и меня должны. И я, признаться, я не лучше тебя, как человек… Но моей доле слишком много всего. Я бегу от кары нести крест за людей. Но я лучше тебя, как отец. Я не бросил сына, даже будучи слепым. Так зачем тебе прощение? — Сили нервно вздохнул, — Я не дам его.

— Мне не нужно твое прощение, — ответил Парцифаль.

— Я знаю, — чуть слышно сказал Сили, — но мне больно.

— Я все равно люблю тебя, мой маленький Сили, — Парцифаль поцеловал сына в исцарапанный морщинами в лоб, — я вернусь на выходных, ты не против?