— Он хотела доказать, что можно использовать темную магию и быть добрым, хорошим человеком, сделать великое. Что она может это…
Суви наклонила голову, тяжело вздохнув. Они сидели так часами, говоря об Астрид. Перед тем, как Илари ушел, оставив Суви, она сказала ему:
— Приходите к нам вечером, вам не за что себя винить. Тети будут очень рады снова видеть вас.
— Я приду, — поджал губы Илари и рассмеялся, его смех, такой неуместный в склепе, но такой теплый, заполнил душу Суви. — Я обязательно приду.
Суви еще долго сидела рядом с могилой Астрид. Она говорила с ней, рассказывая обо всем, что пропустила в ее жизни мама. Она рассказывала о радостях и боли. И надрывно плакала, как тогда, в день похорон.
Она думала о том, какой была бы жизнь, будь мама жива, будь мама рядом. И эти мысли больше не отзывались болью.
— Ты никогда не боялась подвести наш род, — прошептала Суви, — а я так хотела стать достойной, стать сильнее.
— Ты всегда такой была, дорогая Суви, — послышалось в шуме за окном, маминым голосом.
Суви долго еще сидела так, не желая больше уходить.
Вернувшись домой, Суви зашла в комнату дочери. Холли уже собрала вещи и сидела ровно на чемодане, точно кукла. Суви нежно обняла ее.
— Я буду самой лучшей мамой, обещаю, — прошептала Суви.
— Ты и так самая лучшая, — улыбнулась Холли.
Суви засмеялась и растрепала рыжую копну ее волос.
— Вечером у нас будет гость, а пока, поищем троллей в саду?
Илари остановился у порога. Как же давно, как нестерпимо давно он не стоял здесь. Дрожащими пальцами Илари коснулся стен, пропитанных магией. Вдохнув и выдохнув двести раз, он позвонил в дверь.
Тильда открыла дверь и замерла. Илари смущенно улыбнулся ей и помахал рукой.
— Я… я знаю, ты не очень рада, но…
Илари замолчал, когда Тильда резко обняла его.
— Добро пожаловать домой, — прошептала она, пока слеза катилась по ее щеке.
Глава 20. Листок дубовый, ржаво-медный
Зузанне Адельхейд нашла своего сына в домашние библиотеке. Винцент, которому только исполнилось восемнадцать, сидел на полу, сгорбившись над книгами. Он жадно впивался взглядом в каждую строчку. И так хотел слиться с буквами, что касался их тонкими пальцами. Его рыжие длинные волосы были неряшливо завязаны в хвостик. Да и сам он был одет неряшливо, точно одевался в спешке, забыв зажечь лампу.
Вокруг Винцента горели огоньки, освещая ему заветные страницы.
— Ты слишком много учишься, — напомнила Зузанне.
Винцент даже не посмотрел на нее. Слова матери он находил абсурдными: разве можно учиться слишком много? Это вырвалось на его лице усмешкой.
— Я серьезно с тобой разговариваю, Винцент! Ты ничем не лучше своего отца! Так и знала, что за человека с именем Мекон выходить точно не стоит! — Зузанне направилась на сына. Она взяла первую попавшуюся книгу и замахнулась ей. Винцент наконец посмотрел на мать и дернулся.
— Учителя не жалуются на меня. В чем ваша жалоба, матушка? — Вежливо спросил Винцент, подавшись вперед, точно желая поклониться. Глаза его беспокойно бегали по лицу и рукам матери.
— Изволь заметить, наше поместье бедствует! После смерти твоего глупого отца нам остается только просить помощи у других! А ты что и делаешь, то учишься! Занялся бы, право, лучше делом, кому есть прок от твоих книг, если ты только и сидишь в библиотеке!
— Вы хотите все оставить на Лили. — Вдруг Винцент сказал то, о чем хотел бы промолчать. — Но я родился на десять минут раньше, вы боитесь, что домовой не послушает вашей воли и выберет меня. Меня, которому вы даже не дали нашу фамилию. Верно, матушка? Может, вы решительно боитесь, что из Лили так ничего не выйдет, а я, с фамилией, доставшейся мне от нянечки, прославлю наш род?
Лицо Зузанне сначала побагровело, а потом сделалось красным. Она моментально вытянула руку, бросив на пол книгу. Винцент было кинулся ее поднять, но его голову наполнил шум. Глаза накрыла белая пелена. Все, что он мог чувствовать — боль, лавой растекающаяся внутри черепа.
Когда боль ушла, Винцент ощутил гулкую, липкую пустоту.
— Когда Лили, наконец, родит от своего мужа ребенка, я отправлю тебя куда подальше и сожгу все твои книги! Если отвергнет нового жениха, я насильно ее выдам, малость побесится и приживется.
Лили сидела на старой кровати Винцента, вдыхая ее плесневелый запах. От этого у нее кружилась голова, но лучше бы она спала здесь, а не на своей мягкой перине, если Винцент терпит такое.
— Не уезжай, прошу, — который раз повторяла Лили.
— Ох, моя дорогая Лили, — Винцент оторвался от сбора вещей и мягко приобнял сестру за плечи. Он смотрел в ее такие же темно-карие глаза, рассматривал светло-рыжие волосы, — Я задыхаюсь здесь, ты ведь видишь. Решительно чахну, как самый маленький, жалкий цветок в тени огромных терновых кустов. Мне свет нужен, душа моя, пойми меня!
— Что же ты будешь делать?
— Изучу страны, манускрипты и речи шаманов, впитаю первородные знания и найду затерянные книги. — Глаза Винцента горели жадным, испепеляющим огнем.
— Но зачем они тебе?
— Прошу, Лили, поддержи хоть ты меня!